Науке известно более 200 лекарств, у которых есть потенциал замедлять процессы старения. Однако большинство из них пока не прошли клинические испытания, а потому не могут быть применены на практике. Один экспериментальный тест на мышах обходится науке от 30 тысяч до 100 тысяч долларов, тогда как испытание лекарства на человеке исчисляется десятками миллионов долларов.
Дороговизна клинических исследований – это тот самый фактор, который сегодня сдерживает развитие научных разработок в области "долголетия". Таким мнением с abctv.kz поделилась член совета директоров краудфандинговой платформы Lifespan.io и Фонда содействия продлению жизни Елена Милова.
– Елена, расскажите, для чего была создана ваша платформа?
– Нашей главной задачей было улучшение здоровья людей во всём мире. Проблема инфекционных заболеваний уже почти решена. Во всяком случае, мы научились контролировать, поняли основополагающие причины, разработали эффективную терапию против них. Но у нас появилась новая проблема – возрастные заболевания. Это необязательно является следствием каких-то вредоносных факторов внешней среды. В большей степени мы говорим о накоплении ошибок и повреждений, которые возникают в результате естественной жизнедеятельности человека. Для решения этой проблемы, как и при инфекционных заболеваниях, нам нужно выяснить причины, которые лежат в основе старения, разработать терапии, которые бы воздействовали на эти механизмы и тормозили этот процесс. За счёт этого мы могли бы продлить здоровый период жизни, отложить возрастные заболевания, а в перспективе полностью излечивать их. К сожалению, силами современной медицины это сделать практически невозможно. К примеру, болезнь Альцгеймера до сих пор считается неизлечимой, диабет можно только контролировать, а инсульты предупреждать.
Если говорить о процессе развития антивозрастных терапий, то всё начинается с фундаментальных исследований. Сначала мы тестируем различные подходы на мышах, а когда понимаем, что накопили достаточно знаний, двигаемся в область клинических испытаний. К сожалению, фундаментальная наука сегодня недостаточно финансируется, а исследования – это удовольствие не из дешёвых. Что касается грантовой государственной поддержки, здесь нашей системе пока недостаёт хороших экспертов, которые по достоинству оценили бы проекты такого характера. В результате ученые находятся в парадоксальной ситуации, когда не могут создать то, что могло бы во многом улучшить жизни людей. У них нет на это средств.
Создавая Фонд содействия продлению жизни, мы основывались на двух идеях. Первая – что государство не единственный источник финансирования. Мы поняли, что можем за счёт информирования людей привлечь внимание к этой теме и пригласить их к софинансированию научных исследований, что помогло бы поддержать учёных и запустить процесс. Вторая идея в том, что в краудфандинге всё зависит от количества привлеченных участников. Понимая, что надо действовать максимально масштабно и информировать большее количество людей, мы привлекли к сотрудничеству ведущих видеоблогеров в области популяризации науки и создали совместные ролики, посвященные проблематике старения. В результате получили многомиллионную аудиторию и хорошую поддержку.
Иными словами, краудфандинг – это прямая непосредственная финансовая поддержка ученых, которые исследуют те или иные механизмы старения, и где может участвовать абсолютно любой человек с любой суммой. Необязательно отдавать последнюю рубашку. Мы говорим только о посильных пожертвованиях, которые совместимы с комфортной жизнью конкретного человека. Средний размер взноса – 20-30 долларов. Думаю, раз в год такое пожертвование в поддержку науке может позволить себе любой человек.
– Какие конкретные проекты уже поддержаны вашим фондом и на какую сумму?
– За два года своего существования мы собрали уже порядка четверти миллиона долларов и поддержали шесть научных исследований в разных направлениях, но так или иначе связанных с исследованиями механизмов старения. Сейчас у нас в планах ещё один интересный проект – исследование способов стимуляции и репарация ДНК под руководством ученого из Гарвардской медицинской школы Дэвида Синклера. Ещё у нас есть предварительная договоренность о сотрудничестве с одним из крупных научно-исследовательских университетов в Аргентине.
– Есть какие-то ограничения по проектам, которым вы помогаете реализоваться?
– По поводу страны у нас нет никаких преференций. Единственное, это должна быть первая научная состоятельность претендента, а сам проект должен соответствовать тематике и быть понятным аудитории.
Последние наши два проекта, посвященные исследованиям биомаркеров старения, как выяснилось, были не очень понятны людям. Многие задавались вопросами, зачем нужно исследовать и разрабатывать какие-то методы оценки процессов старения и как это укладывается в контекст появления терапии против старения. Для нас, как для людей, близких к научному сообществу, это довольно очевидные вещи: как можно протестировать терапию, если не знать, какие параметры мерить. Простому же человеку немедицинского образования интереснее поддержать проект более понятный, к примеру клинические испытания тех или иных терапий.
– Насколько Казахстан активен в этом направлении и есть ли у нас шансы стать перспективным в области изучения долголетия?
– В вашем законодательстве есть несколько позитивных аспектов. Это, безусловно, большой интерес к внедрению инновационных технологий и отсутствие каких-либо барьеров для этого. Далеко не каждая страна может себе это позволить. Кроме того, в ваши приоритетные программы исследования в рамках направления "Наука о жизни" включено изучение процессов, связанных со старением. Конечно, понадобится какое-то время, пока сложатся научные школы, наладится международное сотрудничество. Я также заметила, что много усилий в Казахстане направляете на профилактику заболеваний, особенно неинфекционных. Это правильный подход. Формируя правильное мировоззрение со школьной скамьи, вы растите здоровую нацию. Мне, кстати, нравится ваша программа по модернизации общественного сознания. Когда у общества есть набор совершенно четких ориентиров, формирующих правильное мировоззрение, рациональное критическое мышление, ответственность и дисциплину, это, естественно, будет сказываться на здоровье и благосостоянии людей.
Точкой роста, на мой взгляд, могло бы стать внимание к развивающимся в мире технологиям управления старением. В вашем Кодексе об охране общественного здоровья их пока не так много представлено. Хотя можно было бы проявить интерес к развитию того же генетического тестирования и развитию персонализированной медицины либо на геропротекторные технологии, точнее, на лекарственные вещества, которые могут замедлять процессы старения, создавать для них благоприятную законодательную основу. Возможно, стоит проработать разделы, связанные с применением генной терапии. Это очень интересное направление с точки зрения устранения каких-либо нежелательных генетических заболеваний. В США, к примеру, люди с генетическими отклонениями проходят генетическую диагностику до того, как начинают заводить детей. Есть еще такой замечательный проект, когда в рамках программы ЭКО проводится предимплантационная генетическая диагностика, когда у эмбриона берут клетку, анализируют ее геном и только после этого подсаживают будущей маме. При этом отбирают только те эмбрионы, у которых нет генетических отклонений, что позволяет людям даже с самыми тяжелыми наследственными заболеваниями заводить совершенно здоровых детей. Конечно, генная терапия – это трудно, тяжело и дорого, но для кого-то это единственная надежда.
С регистрацией научных разработок, мне показалось, в вашем законодательстве нет никаких сложностей. Но вот в том, что касается применения терапий, то, как только они выйдут на рынок, ситуация может усложниться. Согласно социологическим исследованиям, от 4% до 7% людей недостаточно информированы о том, что происходит в области биотехнологий, особенно в контексте старения. Это значит, что большая часть населения не сможет оценить перспективы применения этих терапий, а ученые и государства не получат должного эффекта.
– Вы хотите сказать, что, помимо научной работы, должна вестись еще и информационно-подготовительная работа?
– Все верно. Нужно донести людям, что пора прекратить смотреть на старение как на что-то, чего нельзя изменить. То, что раньше казалось для нас фантастикой, сегодня становится реальностью. Планируется, что первые лекарства, которые будут блокировать процессы старения, появятся на рынке уже в ближайшие пять-семь лет. Это очень короткий срок для подготовки людей к происходящим изменениям и появляющимся возможностям, поэтому нужно начинать уже сейчас.
Но здесь есть один нюанс – нужно доносить идею "долголетия" правильно. Занимаясь социологическими исследованиями, я поняла, что это не так просто, как кажется. Мы не можем использовать выражение "продление жизни", потому что большинство людей понимает это как "продление старости". Нужно выбирать слова гораздо ближе к области медицины и лечению заболеваний, более понятные населению.
Порой люди, занимающиеся проблемами продления жизни, употребляют слово "бессмертие". Я его не люблю, в нем есть религиозный подтекст и негативная нагрузка из поп-культуры. Было любопытное социальное исследование, где учёные выяснили, как тема бессмертия представлена в художественных фильмах, и выяснили, что в 85-90% случаев это негативные персонажи. Многие не хотят себя с этим ассоциировать, поэтому мы стараемся какие-то такие негативные триггеры не использовать и для начала объяснять людям, что такое старение и возрастные заболевания и как ими можно управлять. Когда мы рисуем эту картину людям реалистично, тогда с ними можно уже говорить в более продуктивном ключе.
– А до скольки сможет доживать человечество, в случае если научится управлять возрастными изменениями?
– Это непростой вопрос. Рекорд по продолжительности жизни, который до сих пор не побит, принадлежит француженке Жанне Кальман, которая прожила до 122 лет. Но консенсус в научном сообществе заключается в том, что верхнего предела продолжительности жизни человека нет. Это определяется исключительно тем, какие у нас есть технологии. Если в глубокой древности люди жили около 30 лет, сейчас мы в развитых странах наблюдаем продолжительность жизни примерно в 85 лет. И, что можно ждать по мере внедрения инновационных медицинских технологий, трудно сказать. Но в любом случае это не будет какой-то скачкообразный рост, скорее постепенный. Сейчас он идёт относительно медленно, в среднем за год продолжительность жизни увеличивается примерно на три месяца. В какой-то период времени мы увидим, что за год она увеличивается на полгода, затем на восемь месяцев. А потом она за год будет увеличиваться на год. И это будет тот момент истории, когда мы начнем вести диалог о пренебрежимом старении. Это когда регенеративные возможности вашего организма превосходят скорость накопления повреждений и ошибок, вызванных старением. Благодаря этому человек теоретически сможет оставаться в добром здравии неограниченно долго.
Многое зависит еще от общества, насколько быстро оно адаптируется и начнет применять эти технологии. Поэтому для начала мы планируем начать применение на людях, которые уже сегодня придерживаются здорового образа жизни, у которых уже сформирована система ценностей. По мере развития моды на долголетие и молодость доля таких людей будет расти, и все больше людей будут использовать эти технологии.
– То есть все-таки количество лет зависит от качества жизни?
– Терапия, которая уже на подходе, будет только управлять процессами старения. Все остальное человек должен сделать сам, соблюдая здоровый образ жизни. ЗОЖ на сегодня уже оброс огромным количеством научных данных, и многие аспекты, как именно использовать его элементы для продления жизни, стали более конкретными. Например, мы сейчас знаем, что нужна не просто физическая активность с элементами силовых нагрузок, а в объеме приблизительно не менее получаса в день и желательно в течение пяти дней в неделю. Спорт – это такая вещь, которой при желании можно заниматься абсолютно бесплатно. Мне кажется несколько парадоксальным, что при наличии такого мощного средства сохранения здоровья и долголетия большинство людей никак им не пользуются.
Что касается питания, то диета должна быть всё-таки персонализированной. Это связано с тем, что у людей есть генетическая организация. Кто-то, к примеру, не может перерабатывать молочные продукты, другие не могут справиться с переработкой бобовых, на ком-то негативно сказывается употребление алкогольных напитков. Все это – генетика. Соответственно, когда мы говорим о здоровом питании, мы говорим о наборе конкретных продуктов для определенного этноса. Но правила, конечно, общие – не переедать и ограничить калории. Пару раз в неделю пропустить обед или ужин. И лучше, если это будет второе.
– Про спорт и правильное питание понятно, а вот сказывается ли на долголетии экономическое развитие страны?
– Безусловно. И желательно, чтобы это было позитивное и долгосрочное развитие. Развитость социальной сферы и системы здравоохранения, охват медицинскими услугами – все эти вещи имеют значение. Хотя по большому счёту все начинали там, где сейчас Африка, с высоким уровнем инфекционных заболеваний. Но по мере экономического развития постепенно все эти проблемы решались и происходил сдвиг с точки зрения увеличения ожидаемой продолжительности жизни.
– Если мы все будем использовать препараты "антистарения" и вести здоровый образ жизни, от чего же мы тогда будем умирать?
– Во-первых, инфекционные заболевания не ушли с арены, и мы всё ещё можем что-то подхватывать, различные вирусы. Плюс у нас есть такая проблема, как лекарственная устойчивость. Еще одной причиной могут быть травмы от катастроф и стихийных бедствий. К сожалению, пока никто не может полностью контролировать насилие.
– А онкология? Она в ближайшем будущем тоже будет излечима?
– Мы уже приблизились к решению этой проблемы. Есть такая разновидность терапий, связанная с регуляцией иммунитета, когда организм самостоятельно начинает бороться с раковой опухолью и даже может полностью уничтожить ее, несмотря на позднюю стадию заболевания. Уже проведено множество исследований, к сожалению, пока не на всех видах рака применяется такая технология, но постепенно ученые пытаются экстраполировать этот опыт.
– Учитывая, что все эти технологии и чудо-препараты ждут нас в необозримом будущем, что делать тем, кому сейчас далеко за 60?
– Знаете, есть такой любопытный тоже научный факт: чем выше уровень образования, чем больше заслуг, тем выше продолжительность жизни человека. Например, нобелевские лауреаты, заслуженные ученые, академики живут очень долго. Есть такая связь, и мы можем этим в какой-то степени пользоваться. Почему – это уже другой вопрос. Не исключено, что люди с высшим образованием просто привыкли к более рациональному подходу к жизни в целом, они дисциплинированны. Возможно, это переносится на другие сферы их жизни, как забота о собственном здоровье или о здоровье близких. Образование и труд еще дают возможность быть включенным во все процессы, происходящие в обществе, сохранять конкурентоспособность на рынке труда, то есть иметь более высокий уровень дохода, что дает возможность пользоваться более качественными медицинскими услугами, провести более расширенную диагностику, чтобы предоставить врачу больше материала для точного диагноза. Ну а здоровье и высокая продолжительность жизни здесь уже идут как бонус.
– По мне, так и государство получает неплохой бонус в виде здорового пенсионера. Если я правильно понимаю, идея "здорового долголетия" может оказать неплохой экономический эффект на государства?
– Однозначно. Экономическое состояние страны зависит от благополучия населения. Человек, который хорошо себя чувствует, трудоспособен, у которого нет никаких хронических заболеваний – это хороший работник и налогоплательщик. Причем мы говорим не только о трудоспособном населении среднего возраста, но и о людях пожилого возраста, которые находятся в добром здравии и могут продолжать участвовать во всех этих трудовых процессах. Я называю это "трудовым долголетием".
Более того, люди пожилого возраста – это интеллектуальная элита нации. Ученые, врачи, преподаватели – все они формируют наше будущее. А теперь представьте, что эти люди уходят с арены активной трудовой деятельности не в 65 лет, a в 100, сохраняя при этом ясный ум и память. Это ведь огромная ценность, которой государство может пользоваться. Но только в том случае, если у этих людей сохраняется здоровье и если для них созданы надлежащие условия. Конечно, мы не можем говорить о единовременной отмене старения, что все люди шестидесятилетнего возраста у нас станут тридцатилетними и внешне, и с точки зрения состояния здоровья. Однозначно определенные физические ограничения у пожилых людей будут присутствовать ещё в течение долгого времени, и это надо принимать в расчёт. В Европе, например, много усилий предпринимается для того, чтобы создать так называемую безбарьерную среду для пожилых людей, у которых уже появляются различные ограничения. Благодаря этому они продолжают заниматься социальными проектами. Я думаю, что на это тоже стоит обратить внимание, если мы хотим, чтобы пожилые люди продолжали оставаться частью общества.
– Насколько активно сегодня развивается в мире антиэйджинговое направление?
– Если мы говорим о движении за продление жизни, в России это несколько тысяч человек, активно вовлеченных в процесс. Это волонтеры, общественные деятели, пропагандисты, которые читают лекции про старение и ведут просветительскую работу. Если говорить о людях, интересующихся данными социологических исследований и технологиями, это примерно 5-7% мирового населения.
Одно из таких исследований, которое провела крупная социологическая компания в 2012 году, показало, что на вопрос "Как долго вы хотели бы жить, сохраняя молодость и здоровье?" порядка трети населения были готовы к радикальному продлению жизни – за пределы 120 лет, а в перспективе – до бесконечности.
Интересный момент, что вопрос задавали в двух вариантах: "Сколько вы бы хотели жить сами и сколько бы вы хотели, чтобы жили ваши родственники?" И если в первом случае это было две трети населения, то во втором – 44 процента. То есть мы желаем близким даже большего благополучия, чем самим себе. Интересно, что эта тенденция сохраняется и в других странах, где были аналогичные исследования с похожими формулировками. То есть, в принципе, мы можем говорить о том, что при условии правильной формулировки это очень большая группа населения, которая сразу выражает заинтересованность. То есть это наша ответственность, как мы будем этот диалог развивать, как мы будем рассказывать об этом направлении. И сколько людей встанет под знамена продления здорового периода жизни.
Если говорить о глобальном движении за продление жизни, мне трудно дать четкую оценку. Если говорить о популяции тематических групп в Facebook, то это может быть 20-30 тысяч людей со всех стран мира, которые постоянно читают все эти новости и крутятся в этой сфере. Если говорить об организациях, то на самом деле с некоторой долей гордости могу сказать, что в России больше всего организаций, которые занимаются продвижением идеи профилактики старения. В других странах немного меньше активности.
– Елена, а ваш фонд не рассматривает Казахстан в качестве нового или дополнительного рынка либо сотрудничество с казахстанскими учеными?
– Мы по мере возможности стараемся привлечь больше интереса к тематике исследования старения. Мы, к примеру, ежемесячно проводим прямой эфир, на котором ученые, которые работают с нами, обсуждают наиболее интересные научные публикации о старении. Это такая возможность для молодых ученых и для людей, которые только выбирают для себя направление исследований и готовы немного погрузиться в тему, разобраться в деталях. Мы стараемся, чтобы эти программы были отчасти направлены на то, чтобы обеспечить контакт между учеными разных стран. Наш эфир смотрит и российское, и западное сообщество геронтологов, потому что мы прямо в ходе прямого эфира получаем комментарии и вопросы.
Я думаю, нам просто нужно всем общаться и как можно больше смотреть, что мы можем из этого общения и общих мозговых штурмов вынести для себя полезного. Мне кажется, что одним из перспективных направлений для развития науки о проблемах старения в Казахстане может стать включение в международные исследовательские проекты, которых много и которые проходят под эгидой разных стран. Это дает возможность за счёт обмена опытом развивать школу геронтологии в отдельно взятой стране, к примеру в Казахстане. Я уверена, что со временем такого рода взаимодействие даст возможность сделать большой шаг вперед к направлению "антистарения".
Алина Альбекова
