Заявления лидера США Дональда Трампа о возможности нанесения "невиданных бомбардировок" по Ирану и введении новых жестких санкций вызвали волну обсуждений в мировом сообществе. Каковы истинные цели столь агрессивной риторики? Чего президент США пытается добиться от Тегерана, региональных союзников и мировых держав? В интервью inbusiness.kz Кайрат Тюлегенов, доктор PhD, старший преподаватель кафедры Ближнего Востока и Южной Азии КазНУ им. Аль-Фараби, также рассказал, насколько жесткая линия Трампа находит поддержку внутри США, как реагируют ключевые игроки Ближнего Востока и каковы перспективы возобновления диалога между Вашингтоном и Тегераном в условиях нарастающей напряженности.
– Кайрат Мураткалиевич, каковы цели Трампа, делающего заявления о "невиданных бомбардировках" и новых санкциях в отношении Ирана? Чего он хочет добиться от Ирана, региона и международного сообщества?
– Заявления Трампа о возможных военных ударах и санкциях в отношении Ирана направлены на несколько целей. Прежде всего, он стремится оказать максимальное давление на Тегеран, вынуждая его вернуться за стол переговоров на условиях Вашингтона. Администрация Трампа исходит из концепции "максимального давления", предполагая, что экономические санкции и угроза военной силы приведут к капитуляции Ирана или как минимум к ослаблению его влияния в регионе.
На региональном уровне Трамп пытается укрепить позиции союзников США — прежде всего Израиля и Саудовской Аравии, которые рассматривают Иран как главного врага. Подобные заявления могут рассматриваться как демонстрация решимости США защищать их интересы. Кроме того, жесткая риторика дает сигнал странам региона о том, что Вашингтон продолжает играть ключевую роль в ближневосточной политике, несмотря на свой стратегический сдвиг в сторону Азии.
На глобальном уровне подобные заявления могут быть также направлены на давление на Европейский союз, Китай и Россию, которые сохраняют дипломатические и экономические связи с Тегераном. Угроза новых санкций или даже военной эскалации вынуждает эти страны пересматривать свою политику по отношению к Ирану и более осторожно подходить к взаимодействию с ним.
– Насколько заявление Трампа отражает мнение политического истеблишмента или определенных групп влияния в США? Есть ли поддержка подобной жесткой линии в отношении Ирана внутри страны?
– Жесткая линия в отношении Ирана поддерживается значительной частью республиканского истеблишмента, особенно представителями консервативного крыла и сторонниками Израиля. Многие американские политики рассматривают Иран как угрозу интересам США в регионе и поддерживают санкционное давление. В то же время среди демократов и некоторых умеренных республиканцев есть мнение, что выход из ядерного соглашения и политика эскалации были ошибкой, поскольку они лишь усилили напряженность и подтолкнули Иран к возобновлению ядерных разработок.
Среди американских бизнес-кругов и части аналитиков существует обеспокоенность тем, что жесткая политика Трампа может привести к росту цен на нефть, дестабилизации региона и новым военным конфликтам. Однако в целом его политика находит поддержку среди консервативных сил и избирателей, ориентированных на национальную безопасность.
– Как реагируют на заявление Трампа ключевые региональные игроки, такие как Саудовская Аравия, Израиль и Турция? Совпадают ли их интересы с жесткой линией Вашингтона, или существуют разногласия в подходах к Ирану?
– Саудовская Аравия поддерживает жесткую линию Трампа в отношении Ирана, поскольку Эр-Рияд рассматривает Тегеран как главного регионального противника. Саудовцы воспринимают угрозу усиления Ирана в контексте его поддержки шиитских группировок, таких как хуситы в Йемене, "Хезболла" в Ливане и прокси-силы в Ираке. Администрация Трампа ранее тесно сотрудничала с Эр-Риядом, поддерживая его военные кампании, и новый виток давления на Иран воспринимается в королевстве как продолжение выгодной стратегии. В то же время Саудовская Аравия обеспокоена возможной военной эскалацией, которая может дестабилизировать регион и ударить по саудовской экономике, особенно в свете зависимости от стабильного экспорта нефти, а также последней пятилетки стратегической программы "Видение-2030".
Что касается Израиля, то он традиционно занимает самую жесткую позицию в отношении Ирана. Премьер-министр Израиля давно призывает к активным мерам против Тегерана, считая его ядерную программу и поддержку вооруженных группировок прямой угрозой национальной безопасности. Заявления Трампа об усилении давления на Иран получили позитивный отклик в израильском руководстве. Израиль также продолжает проводить операции против иранских объектов и интересов в Сирии, а заявление Трампа, вероятно, воспринимается как сигнал о дальнейшем американском прикрытии подобных действий. Однако, несмотря на поддержку жесткой линии, Израиль заинтересован в том, чтобы США продолжали оказывать давление на Иран без вовлечения в полномасштабную войну, которая могла бы привести к дестабилизации региона и прямым ударам по израильской территории.
Турция в свою очередь занимает более сложную и прагматичную позицию. Анкара традиционно поддерживает экономические связи с Ираном, несмотря на политические разногласия, и санкции США наносят ущерб турецкому бизнесу. Турция выступает против усиления американского давления на Иран, поскольку опасается экономических последствий и возможной дестабилизации региона. Кроме того, в рамках своей многовекторной политики Турция пытается балансировать между Западом, Россией и Ираном, и жесткая линия Вашингтона создает сложности для Анкары. В то же время Турция рассматривает Иран как соперника в Сирии и Ираке, а также опасается его влияния среди шиитских группировок. Поэтому Анкара осуждает санкционную и военную политику США, но одновременно продолжает взаимодействовать с Вашингтоном и региональными партнерами, такими как Саудовская Аравия.
– Как подобные заявления влияют на региональную стабильность на Ближнем Востоке? Усиливают ли они напряженность и риск эскалации конфликтов?
– Заявления Трампа о новых санкциях и возможных ударах по Ирану усиливают напряженность в регионе. В условиях, когда США угрожают военными действиями, Иран может активизировать свою поддержку прокси-группировок, что приведет к эскалации конфликтов в Йемене, Ираке, Сирии и Ливане. Кроме того, подобная политика увеличивает риск случайных столкновений между американскими и иранскими силами в Персидском заливе. Также такие заявления могут спровоцировать рост цен на нефть и дестабилизировать мировые энергетические рынки.
– После отказа Ирана от переговоров есть ли шанс на возобновление диалога и заключение нового ядерного соглашения? Какие условия могли бы способствовать этому?
– Несмотря на публичный отказ Ирана от прямых переговоров с США, существуют признаки того, что Тегеран может быть заинтересован в диалоге. Например, Иран ответил на письмо Трампа, что может свидетельствовать о готовности к определенным формам взаимодействия.
Шанс на возобновление переговоров сейчас зависит от смены стратегии обеих сторон. Возможным компромиссом может стать соглашение, которое позволит Ирану частично сохранить свою ядерную программу в обмен на ослабление санкций. Однако пока ни Вашингтон, ни Тегеран не демонстрируют готовность к уступкам.
– Какие альтернативные пути решения иранской ядерной проблемы существуют, если новое соглашение не будет заключено? Насколько они реалистичны и эффективны?
– Если новое ядерное соглашение не будет заключено, основными альтернативами останутся санкционное давление, дипломатическое посредничество и возможные региональные договоренности. Санкции могут ослабить иранскую экономику, но вряд ли остановят ядерную программу. Дипломатические усилия со стороны России, Китая и ЕС способны предложить компромисс, но без гарантий успеха. Также региональное соглашение с участием Саудовской Аравии, Израиля и Турции маловероятно из-за противоречий между странами.
Вариант войны остается крайним сценарием, который, хотя и обсуждается, имеет катастрофические последствия. Прямой удар США или Израиля по иранским ядерным объектам может замедлить развитие программы, но не остановить ее полностью, а также приведет к масштабному конфликту на Ближнем Востоке с тяжелыми последствиями для региональной и мировой безопасности.
Наиболее реалистичным путем остается поиск компромиссного соглашения через международные посреднические усилия, но для этого необходима политическая воля обеих сторон, которой пока не наблюдается.
– Могут ли международные посредники, такие как Россия, Китай или ЕС, сыграть роль в деэскалации напряженности и возобновлении переговоров между США и Ираном?
– Да, как я говорил ранее, международные посредники могут сыграть значительную роль в снижении напряженности. Россия и Китай уже призвали к прекращению односторонних санкций против Ирана и выступают за дипломатическое решение проблемы. ЕС также может использовать свои дипломатические каналы для содействия диалогу между сторонами. Однако их влияние ограничено, так как США продолжают придерживаться жесткой линии, а Иран не доверяет Западу после выхода Трампа из предыдущего ядерного соглашения.
– Какой сценарий развития ситуации вокруг Ирана Вам кажется наиболее вероятным в ближайшее время? Сохранение напряженности, эскалация или попытки деэскалации?
– С учетом текущих заявлений и действий сторон наиболее вероятным представляется сохранение высокой напряженности с риском эскалации. Однако возможность дипломатических инициатив и посредничества международных игроков оставляет шанс на деэскалацию и возобновление переговоров.
– Может ли угроза Ирану со стороны Трампа быть блефом для роста цен на нефть?
– Существует мнение, что подобные заявления Трампа могут быть отчасти направлены на спекулятивное воздействие на нефтяные рынки. Угрозы в адрес Ирана и создание атмосферы возможного конфликта традиционно вызывают рост цен на нефть — и действительно, после подобных заявлений стоимость нефти может увеличиться на 3-3,5%. Это выгодно странам-экспортерам, включая и США, чьи нефтяные компании получают прибыль от высоких цен. Однако назвать это единственной целью Трампа вряд ли корректно. Скорее, это побочный эффект жесткой риторики, направленной на усиление давления на Иран, демонстрацию силы и мобилизацию союзников. Так что, даже если определенный элемент блефа присутствует, он служит более широкой стратегии давления и позиционирования.
– Как изменились отношения между Ираном и США с приходом Трампа на второй срок?
– Во второй срок Дональда Трампа отношения между США и Ираном стали еще более напряженными по сравнению с его первым пребыванием на посту президента. В то время как первый срок характеризовался выходом из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) и введением санкций, второй ознаменовался еще большей изоляцией Тегерана. Отказ Ирана от любых переговоров и резкое расширение ядерной программы стали ответом на усилившееся давление. Политика Вашингтона стала менее гибкой и более идеологизированной, с упором на демонстрацию силы и конфронтацию. Это исключило возможность даже ограниченного диалога, который существовал ранее. Таким образом, второй срок Трампа окончательно закрыл дипломатическое окно между странами, сделав конфронтацию почти необратимой.
– Стоит ли угроза начала третьей мировой войны, если эскалация конфликта будет нарастать?
– На данный момент вероятность начала третьей мировой войны из-за конфликта между США и Ираном оценивается как низкая. Ни одна из сторон, включая союзников, не заинтересована в глобальной военной конфронтации. Однако риск локального или регионального конфликта с тяжелыми последствиями вполне реален. Возможны удары по объектам в Персидском заливе, атаки на союзников США, ответные действия Израиля, вовлечение Турции и стран Залива. Это может привести к энергетическому кризису, росту цен на нефть, гуманитарным катастрофам и миграционным потокам. Поэтому, хотя полномасштабной мировой войны ожидать не стоит, опасность масштабной региональной дестабилизации остается значительной.
– Спасибо за интервью!
