Ненормально, когда 20-летние дети выбрасываются из окон или поджигают себя. Это проблема не только государства, но и всего общества.
Я шокирована новостью о сгоревшем молодом человеке из Тараза не меньше, чем другие казахстанцы. Но не вижу ничего странного в том, что парень выбрал для выражения своего протеста общественную приемную партии «Нур Отан». Понятно, что таким образом он хотел привлечь внимание к своей проблеме, к себе. Политический институт оказался просто сценой для выражения протеста. Это могло случиться где угодно – и перед тем же акиматом, и перед любым зданием правоохранительных органов.
Акция с огнетушителями, которые сейчас носят по общественным приемным партии, на мой взгляд, – это издевательство. Здесь ведь стоит вопрос не о пожарной безопасности, а о человеке, который самовольно лишил себя жизни. Тем более, сотрудники партии моментально среагировали, потушили огонь, оказали необходимую помощь. К ним не должно быть претензий.
Другой вопрос, зачем парню потребовалось себя сжигать? Я всегда удивляюсь, когда люди идут на страшные жертвы, даже не попытавшись решить проблему. Ведь для начала можно было бы обратиться в общественную приемную. Помимо депутатов, там граждан принимают судьи, прокуроры. Причем, многие из них зарегистрированы в социальных сетях – возьмите, и напишите, какие есть нарушения. Я не думаю, что все останутся равнодушными. Хоть один из них, но откликнется, поможет решить проблему.
К примеру, мне в соцсетях часто пишут и молодые, и взрослые, рассказывают о своих проблемах. Я с ними переписываюсь, советую, куда можно обратиться, какой институт гражданского общества отреагирует на данную ситуацию, поднимет вопрос. Даю человеку понять, что выход есть из любой ситуации.
Я не исключаю, что в этом самоподжоге может содержаться и криминальная компонента. Кто знает, может, его толкнули на это преступление против собственной личности? В любом случае, пока мы можем только гадать и ждать окончания следствия. Правоохранительные органы должны поработать на совесть для выяснения обстоятельств и причин трагедии. Насколько мне известно, Генеральная прокуратура уже взяла это дело под контроль. Так как я вхожу в общественный совет при Генпрокуратуре, буду лично интересоваться, как проходит следствие.
Но, с другой стороны, вопрос возникает и к самому обществу. Почему, указывая на власть, люди сами не принимают участие в жизни своего соседа, друга, коллеги или родственника? Как могло получиться, что человек стал ассоциальным, и никто на него не обращал внимания до самоподжога? Мне очень странно, почему в Таразе, где развиты альтернативные и независимые от власти общественные организации, где есть кризисные центры, круглосуточные телефоны доверия, произошла такая ситуация? Почему ни один из этих инструментов не сработал в данной ситуации? Почему этот молодой человек оказался вне этого поля?
Ни один правоохранительный орган не может отследить всех, знать у кого какие намерения, как он живет в той или иной среде. Но это все можем сделать мы с вами, если будем внимательны к ближним. Вспомните, как поднялось общество, когда избили Алиби Жумагулова. Несмотря на то, что обидчик был достаточно богат и влиятелен, ему не удалось избежать ответственности. В случае с этим молодым человеком можно было сделать тоже самое.
Когда принимаются многие законы, я молчу, даже если не согласна с какими-то нормами. Почему? Потому что я задаю себе вопрос: почему я не была в рабочей группе, почему я не внесла туда свою норму? Если я этого не сделала, какое я имею право сейчас «наезжать» на то же правительство? Я могу себе найти оправдания, что у меня было 15 других важных законов. Но если я не участвовала, если я не знаю, что говорили мои коллеги, что в оправдание им говорили в правительстве, то я не могу в середине процесса сказать, что все там плохо. Также и здесь, люди должны задать себе вопрос: а где я был, когда этот мальчик просил о помощи?
С другой стороны, и «жертвы обстоятельств» должны понимать, что сжигать себя – не выход из ситуации. У меня тоже бывает масса разочарований, даже несмотря на то, что я депутат. Иногда я вношу нормы, и делаю это по полночи, а утром иду на работу. Из тех 15 норм, над которыми я трудилась, принимается всего полторы. Так что же, я должна бежать в окно бросаться? У всех бывают неудачи. Надо просто уметь их преодолевать. Нужно развивать в себе бойцовские качества.
Государство выделяет большие деньги на общественные организации, которые больше нацелены на процесс, а не на результаты. Я считаю, когда формируются лоты, в их обсуждении – на что конкретно пойдут деньги, должна участвовать общественность. Вот, к примеру, есть лот «Повышение имиджа города». Один такой поступок с самоподжогом – и имиджу конец...
Я бы, в первую очередь, на месте акимата Тараза попросила общественность прописать алгоритм действий для подростка, оказавшегося в трудной ситуации. А потом распечатать листовки и раздавать их в школах, а также в тюрьмах, где сидят подростки. Должны проводиться какие-то встречи интерактивного формата, на которых продвинутые, конкурентоспособные, сильные молодые люди могли бы рассказать детям, что все можно пережить, все решить. То есть местные органы власти не должны быть нацелены на имидж, а должны быть заинтересованы в решении насущных проблем. Вот, к примеру, миллиарды выделяли на программы «Долой наркотики!». И что? Лозунги сильные, а эффекта ноль. Нужны конкретные дела, а не слова.
То, что сейчас происходит – частые случаи суицида среди молодых людей – это ненормально. Надо выяснить причины, корни этого процесса и не дать ему развиваться как раковой опухоли, распространяться как вирусу.
Нужно понимать, что правоохранительные органы – огромная государственная машина, которая идет, как комбайн, и не видит маленький колосок. Но в комбайне существуют очистительные приспособления, которые предназначены для таких вот мелких колосков. Эти ниши как раз должны занимать НПО. Именно они должны отчитываться, какую работу ведет государство. И отчитываться не наверх, а обществу. Общественники должны говорить, что было столько-то проблем, нам дали такой-то лот, мы затратили на это такие-то деньги, задействовали такие-то механизмы и получили вот такие результаты.
К примеру, я 5 лет назад была в Актау на гражданском форуме. Вышла директор департамента здравоохранения Мангистауской области и сказала, что ее все время принуждали работать с НПО, но она не понимала, что это вообще такое. Дабы отвязаться от этих организаций, она выделила им 200-300 тысяч тенге и дала поручение привлечь всех беременных женщин-оралманок в поликлинику. Для них это была на тот момент проблема, потому что росла детская, материнская смертность. Врачи вместо своей работы, бегали по дачам, выискивая беременных пациенток, которые не вставали на учет. Спустя считанные недели, после того, как к работе подключились НПО, в поликлиники потянулась очередь. Глава департамента призналась, что была шокирована тем, что, не прилагая усилий, они получили такой результат.
Нужно только дать задание, а люди готовы работать, и они знают, что и как нужно делать. Общественники разыщут того, кого госорган не видит. Многие из представителей НПО – юристы, знающие, как составлять документы, как разговаривать с правоохранительными органами.
Я думаю, что та законодательная база – те 57 законопроектов, которые мы внесли, и в которых четко прописали правовой статус общественного совета, позволяет решать многие проблемы. Общественные советы должны поднимать и решать такие проблемные вопросы, как суицид среди молодежи. Я думаю, случай с парнем из Тараза заставит нас задуматься над этим и начать работать.
