Для этого она обошла множество конкурентов, получив интернациональную парламентскую стипендию немецкого бундестага – Internaionales Parlaments-Stipendium (IPS).
Чем занималась журналист для правительства Германии и как пережила пандемию вдали от дома, Елена Гаркава рассказала inbusiness.kz.
Давай начнем сначала. Как вообще возникла эта идея?
Все началось в 2011 году, когда я училась в университете. С общеобразовательными предметами проблем не было, а вот с немецким языком возникли. Чтобы не потерять грант ректора ПГУ, стала ходить на курсы в немецкое общество "Возрождение", там-то и узнала, что в Германии существуют программы для тех, кто хорошо владеет языком и проявляет интерес к политике. Затем, как обычно, учеба, работа, и язык, в котором за короткий срок удалось добиться высоких результатов, отошел на второй план. Выйдя в декретный отпуск, решила заняться им основательно. Раз в неделю – с репетитором – моей подругой, проживающей в Берлине, готовилась международному экзаменту TestDaF, чтобы подать заявку на стипендию по данной программе. И еще меня подгоняли возрастные ограничения, участниками данной программы могут быть молодые люди до 30 лет, а у меня как раз подходила эта граница. Можно сказать, запрыгнула в последний вагон. И вот я подала документы, прошла собеседование минувшей осенью и в этом году поехала на практику.
На твой взгляд, зачем Германии это надо? Поддержать язык?
Да, немецкий язык за последние годы сильно потерял свои позиции. Во-вторых, немцы продвигают свои интересы через амбициозных молодых людей. Многие стипендиаты сегодня работают на высоких должностях: в министерствах, Европарламенте, посольствах. Таким образом немцы продвигают свои интересы на родине тех, кто прошел через их учебу. Создается сеть лояльно настроенных молодых людей к немецкой политике. Я это так вижу.
Пандемия не помешала прохождению практики?
Лично мне, в принципе, нет, лишь внеся небольшие коррективы. Я приехала в Берлин 1 марта, две недели ушло на оформление и получение различных документов. Уже должно было состояться знакомство с нашими депутатами, в бюро которых предстояло пройти практику, и раз – коронавирус.
Вас закрепляли за конкретными персонами?
Да, фамилию своего депутата я узнала еще в феврале. Это был выходец из Казахстана и работающий в партии Alternative für Deutschland (AfD) – "Альтернатива для Германии", которая очень "правая". Она была сформирована в 2013 году и три года назад попала в бундестаг. Очень короткий срок. Многие переселенцы из стран СНГ, в том числе Казахстана, поддерживают эту партию. Основной ее посыл – Германия для немцев. Партия хорошо поднялась в период кризиса. Речь о беженцах, которые приезжают в Германию и паразитируют: не хотят работать, учить язык, интегрироваться, а только получать пособия и жить, как им хочется.
Ты это ощутила?
Я жила в так называемом турецком районе, и если сравнить его с немецким, то большая разница: много бездомных, граффити, мусора. Немцы себе такого не позволяют. А вечером там лучше не гулять в одиночку, и местные говорят, что там свободно можно купить наркотики.
Теперь собственно о работе в бундестаге. Что входило в круг твоих обязанностей: подать-поднести?
По сути, практику нам отменили из-за пандемии, таким образом, отпал мой депутат, но мне удалось поработать с другим. Я занималась полезными ископаемыми, энергетикой – всем тем, что мне близко по специфике работы в журналистике.
В чем заключалась эта работа?
Я собирала информацию, например, об использовании водорода в качестве топлива.
"Гугл" в помощь?
Нет, интраенете бундестага – внутренняя сеть парламента, где выкладываются внутренние документы, нормативные акты и прочее. Кроме того, работала над кратким резюме анализа добычи полезных ископаемых со дна мирового океана. Для себя сделала открытие, что многие страны с начала нулевых арендуют участки в океане, платя за это миллионы евро ООН.
Я так понимаю, что речь не о нефти.
Да, интерес к другим полезным ископаемым: редким металлам, никелю, меди, марганцу, кобальту и прочему. К слову, именно кобальт представляет интерес для Германии, так, он используется в аккумуляторах, а это машиностроение. В документах, которые анализировала, были указаны предполагаемые объемы полезных ископаемых, суммы затрат, способы извлечения, финансовые риски, что это даст Германии и прочее. На основе этих анализов составляла краткий обзор. На самом деле интересная работа. В июле следующего года у Германии истекает срок лицензии на свои участки, и надо решать, будут ее продлевать или нет.
Думаю, это достаточно дорогой проект?
Да. Окупаемость порядка 20 лет. Опять же многое зависит от цен на данные металлы, они должны быть высоки. У Германии нет того, что есть на дне океана, она все импортирует. Например, кобальт – в Конго, где политическая ситуация в стране не стабильна, так что всегда есть опасность потерять этот рынок. При этом машиностроение занимает в ВВП Германии значительную долю, это одна из опор ее экономики. Здесь по традиции преобладают малые и средние предприятия, 83% из которых – мелкие и средние.
Ты подписывала какие-то документы о неразглашении?
Нет. Но я подписывала документ о том, что не имею права публиковать сведения о работе в бундестаге в соцсетях, порочащую информацию о правительстве и прочее. Правительство Германии, на мой взгляд, одно из самых открытых в мире. У них многому можно научиться, и это прекрасно, что эта страна настолько уверена в себе и своей политике, что дает возможность не только своим, но и гражданам других государств получить бесценный опыт работы в одном из прогрессивных парламентов мира.
Немного о пандемии. Как немцы жили в период карантина?
Карантин для нас начался на одном из семинаров, когда нас готовили к тому, чтобы мы, придя в бюро депутата практикантами, не испытали по тем или иным вопросам шока. Разбирали кейсы по самым различным ситуациям, которые могли случиться в период практики на тот момент, искали правильный выход из ситуации.
Одна из организаторов сообщила, что сотрудники бюро депутатов бундестага переходят на дистанционный режим работы. Наши будущие мероприятия отменяются, но нас будут держать в курсе, что, собственно, и было сделано. Конечно, поначалу была всеобщая паника. Люди стали скупать не медикаменты, как у нас, а средства для дезинфекции рук и туалетную бумагу. В марте было продано на 700% больше обычного туалетной бумаги. В магазины стали запускать в масках и только с тележками, было определено число человек на площадь магазина, больше которого никого не впускали, обязательным стало использование антисептика в магазинах и соблюдение дистанции. Непродуктовые магазины, кафе и помещения сферы услуг были долгое время закрыты, но еду можно было купить на вынос. Люди спокойно занимались спортом на открытом воздухе и встречались ограниченными группами.
Маски, перчатки и прочее – все было жестко?
Нет. Все началось в середине марта, ездить в масках в общественном транспорте стали в конце апреля. Да, было требование соблюдать социальную дистанцию. Что меня зацепило, так это политика Германии в этот период. Не было скачков от одного решения к другому, потому что предыдущее противоречит здравому смыслу. Например, о ношении масок грудничками. Или подобного высказыванию нашего министра здравоохранения о снижении публикаций негативного плана о пандемии до 10%.
Думаю, немцы тоже не все говорили.
Возможно, но такого призыва в открытых источниках точно не было. В Германии правительство идет на открытый диалог с людьми. Причем с экрана телевизора они могли сказать о том, о чем у нас говорится на кухне.
С лекарствами перебоев в аптеке не было?
Я оттуда привезла парацетамол, он был в аптеке, и стоимость его не была завышена.
Ты в Германии не впервые. И все же было что-то такое, если не шокировало, то удивило?
Хочу заметить, что я ехала подготовленная. Моя немецкая подруга меня проинструктировала по ряду моментов. Если говорить о том , что меня поразило, так это работа банков. Например, открытие карточки. Достаточно подать онлайн-заявку, прийти в отделение с необходимыми документами, и тебе ее через две недели пришлют, отдельно пришлют голограмму для работы с интернет-банкингом, пин-код для карточки и пин-код для голограммы.
Там очень заботятся о персональных данных, я даже специальный курс на эту тему в университете проходила. Его суть была в том, что мы – владельцы персональных данных можем использовать их как товар. Например, сейчас, когда принимаем пользовательское соглашение при регистрациии в одной из соцсетей, мы предоставляем им право на наши фотографии и наши персональные данные, которые они могут использовать в таргетированной рекламе (направленное воздействие на целевую аудиторию, которая с высокой степенью вероятности интересуется товаром или услугой. – Авт.)
И что, немцы на это как-то могут повлиять?
Там очень сильно на это нацелены. Если берут твои данные, то письменно оповещают, кому их могут передать, и ты даешь на это согласие. Еще меня удивило обилие инвалидов. Если судить по нашим улицам, то мы страна, где их практически нет. На самом деле у нас для них нет места. Наши инвалиды не участвуют в жизни общества. Их задвинули. В Берлине президент бундестага ездит на инвалидной коляске. У нас подобное вряд ли возможно. Что еще приятно порадовало, что у них есть место для старости. Я имею в виду, что для пенсионеров существует множество организаций, где они могут интересно и с пользой провести время. У нас только в месячник пожилых людей вспоминают о стариках. Еще хотела бы остановиться на таком моменте, что в Германии политикой занимаются молодые ребята. У меня был руководитель бюро депутата, ему 27 лет, он занимает эту должность, имея за плечами только гимназию. Только сейчас обучается на бакалавра. Для них корочка о высшем образовании не принципиальна.
Как вернулась в Казахстан, если самолеты в июле не летали в нашу сторону?
Это был репатриационный рейс, который организовала "Эйр-Астана".
Насколько реально после этой небольшой практики в Берлине найти работу в Германии?
Вполне реально. Но я так далеко пока не заглядываю. В целом поняла, что мы настолько интегрированы в этом мире, что смена места работы, жительства стала вполне рядовым явлением.
Марина Попова
Подпишитесь на наш канал Telegram!
