Сегодня в банковском секторе наблюдается относительное затишье, в отличие от его регулирующего ведомства. В Нацбанке не только поменялся руководитель, но и четко обозначены изменения, которые намерен провести новый глава. Помимо того что регулятор уже провел тендер на проведение качества активов банков, он еще опубликовал законопроект о передаче надзорных функций новому независимому регулятору. Это не могло не вызвать много вопросов о готовности банков к стресс-тестированию, о стоимости этой процедуры, а также преемственности в Нацбанке и новом независимом регуляторе. Об этом мы поговорили с председателем правления Народного банка Умут Шаяхметовой.
– Умут Болатхановна, хотелось бы попросить Вас дать оценку трендам, которые сегодня наблюдаются на рынке.
– Мы видим, что банковский сектор относительно стабилен. Наверное, самые большие изменения, в том числе кадровые, произошли в Национальном банке. В конце февраля регулятор возглавил новый руководитель – Ерболат Досаев, были также назначены два его новых заместителя. Пока сложно оценивать эти кадровые назначения, будем смотреть на то, какие инициативы предложит новая команда.
На сегодняшний день в секторе все еще высок уровень ликвидности, Нацбанк до сих пор стерилизует порядка 4,6-4,7 триллиона тенге через ноты и прочие инструменты. Это означает, что кредитование не растет, и более того, цифры I квартала указывают на то, что оно даже сжалось. В большей степени это затронуло кредитование малого и среднего бизнеса и корпоративных клиентов. Отчасти это может объясняться и сезонным фактором. Одновременно на фоне падения кредитования юридических лиц растет потребительское. Настолько, что это начинает вызывать тревогу. Закредитованность населения очень высокая – выдано займов на сумму около шести триллионов тенге, которые постоянно «ролловятся» на рынке. Люди, по сути, живут в кредитах. При этом покупательская способность не растет. Это создает предпосылки для надувания пузыря, и сегодняшняя ситуация должна стать сигналом для регулятора, банкиров и Правительства.
Важным, на мой взгляд, является решение о том, что у Национального банка появился новый мандат по стимулированию роста экономики. По идее, это задача не Нацбанка, а Правительства. Тем не менее, через снижение ставки регулятор пытается развивать кредитование. Но, думаю, Нацбанку стоит обратить внимание и на регулирование. Очевидно, что некоторые надзорные нормы также сдерживают кредитование. В последние годы произошло ужесточение в рамках законодательства по риск-ориентированному надзору, а также по МСФО-9. Например, были изменены ставки по риску взвешивания активов, а также в части методики провизования кредитов. Нацбанк ужесточил некоторые требования, допустим, не принимает в залог контракты, будущие денежные потоки, требует едва ли не полного покрытия кредитов твердыми залогами. Думаю, что настало время не только надзирать, но и развивать. Рынку нужны разумные послабления в регулировании. Объективно сегодня основные принципы надзора – только запреты и ограничения, у нас нет ни одного нового инструмента для развития. Хотя недавно Ерболат Досаев пообещал, что Нацбанк разрешит хеджирование, запустит годовые валютные свопы. И это уже дает нам повод для оптимизма.
Не могу не напомнить об очевидных и не раз озвученных фактах в сфере кредитования: в стране остается высокой доля государства в экономике, оно продолжает входить в те «yellow pages сектора», где есть реальный конкурентный рынок. Я думаю, вместо того чтобы там создавать компании, необходимо выходить из этих отраслей.
– Вы подняли вопрос опасности потребительских займов, розница вызывает критику и у рейтинговых агентств, и у некоторых казахстанских экспертов. Ситуация настолько печальна?
– Поскольку ссудный портфель юридических лиц снижается, игроки пытаются компенсировать это падение через рост кредитования физлиц. Но, помимо банков, население кредитуют еще МКО и онлайн-кредиторы. Последние, по моему мнению, все же находятся в серой зоне, и информация по их объемам, кредитному портфелю не полностью проходит через Кредитное бюро, а значит, не в полной степени отражена в статистике. Регулятор должен обратить внимание на этих игроков и начать их регулировать. Но я не говорю о полном запрете!
Более того, эта закредитованность растет на фоне снижения покупательской способности. В России эти показатели снизились на 2,3% за I квартал, по Казахстану с учетом инфляции, думаю, эти цифры тоже не радостные. Недавно Правительство объявило о том, что с 1 июня будут увеличены зарплаты для бюджетников на 30%. Важно, чтобы эти деньги ушли не на кредиты, а на обеспечение роста экономики и производства внутри республики.
– Получается, что розничное кредитование опасно, тем временем финансирование МСБ и корпоративных клиентов не растет. Что делать банкирам и кого кредитовать?
– Видимо, тут как никогда актуальным становится вопрос числа игроков в стране. Логично, если экономика сужается, а банки – это отражение экономики, то и сектор будет сужаться. Мы помним, когда в отдельные годы доля банковского сектора в ВВП доходила до 40-50%, сегодня она находится в районе 23%. И это падение продолжается.
– То есть кто-то должен уйти?
– Однозначно, некоторые банки будут уходить. Экономика страны, по сути, стагнирует, и сокращается поле для большого числа игроков. Небанковские виды деятельности, а именно страховые, брокерские компании тоже находятся в затруднительном положении. Страховой рынок, например, не растет. Все это так или иначе подтолкнет к сокращению количества банков.
– Одной из задач роста кредитования была программа оздоровления сектора. Сработала ли она? Учитывая, что рейтинговые агентства продолжают указывать на высокую долю плохих кредитов в экономике, несмотря на оздоровление «Цеснабанка». По их мнению, 20-25% таких займов все еще отягощают банковский портфель.
– Рейтинговые агентства в эти цифры включают как уровень NPL, так и реструктурированные займы. Я думаю, что наиболее точно объем плохих кредитов каждого банка отражает показатель cash gap, то есть разрыв между начисленными и полученными процентами. По некоторым банкам мы видим, что ситуация остается все еще сложной. Другие демонстрируют более позитивные показатели. Да, есть реструктурированные займы, но клиенты по ним платят. Мы видим тлеющие очаги, в которых могут проявиться в будущем те или иные проблемы. Акционеры и руководители таких банков должны решать вопросы с капитализацией, изменением стратегии развития либо уже искать стратегического инвестора или объект для слияния. Эти проблемы могут выстрелить в любой момент. Я думаю, опыт последних лет четко показал акционерам банков, что Нацбанк может принимать жесткие решения, и, наверное, это должно стать сигналом для увеличения уровня капитала, усиления менеджмента, внутренних процедур и перестройки бизнес-модели.
– И, тем не менее, сработала ли программа оздоровления?
– Если бы ее не было, мы бы увидели больше проблем. Наверняка, мы стали бы свидетелями дефолтов еще нескольких банков. Но теперь вопрос: что будет дальше? На фоне стагнирующей экономики банкам сложно оздоравливать свои портфели, выдавать качественные кредиты, наращивать клиентскую базу. Опять же акционеры должны искать оптимальные пути для развития своих банков. Маленькие банки, думаю, вынуждены будут либо консолидироваться, либо продаваться какому-то крупному банку, либо переходить в микрокредитные организации.
– Вы говорите о продажах крупным банкам. Народный банк сейчас бы заинтересовала покупка небольшого игрока?
– Нет, нет! Недавно нам предлагали купить банк, но мы не заинтересовались.
– Получается, что наши банки мало кому интересны, а потом государство вынуждено им помогать. Не считаете ли Вы, что сценарий банкротства банков на примере некоторых спасенных игроков был бы дешевле для налогоплательщиков? Почему нельзя избавиться от этих неудачных legacy и двигаться дальше?
– Мое мнение, крупные, системные банки банкротить страшновато. Это вопрос эффекта на экономику, доверия к финансовой системе и прочих факторов. Под удар попадут депозиторы – физические и юридические лица. Помните, накануне нашей покупки Казкома мы озвучивали, что в тот момент депозиты физических и юридических лиц в этом институте составляли 4,9 триллиона тенге, из них 2,4 триллиона – сбережения населения, 2,5 триллиона – средства нацкомпаний. Масштаб банкротства Казкома в тот момент не потянул бы КФГД, а нацкомпании бы попросту потеряли свои деньги. Поэтому наиболее разумным казался сценарий выкупа Фондом проблемных кредитов долга БТА на сумму 2,4 триллиона тенге. Но даже с учетом этих расходов это все равно в два раза дешевле, чем убытки, которые бы понесла экономика после краха Казкома.
По маленьким банкам я считаю, что процедура банкротства вполне применима. Более того, те решения об отзыве лицензий по трем банкам, которые были приняты в прошлом году, правильные. По некоторым другим игрокам я полагаю, что тоже можно было бы пойти по пути банкротства. Иначе мы сами воспитываем moral hazard у населения, когда оно, не оценивая банк, ведется на высокие процентные ставки и несет туда свои сбережения. Думаю, с Банком Астаны некоторые вкладчики вынесли для себя урок, что покупаться на высокие ставки опасно. Добавим сюда еще и то, что государство отвечает за нерадивых управленцев, и стимул анализировать, понимать и повышать свою финансовую грамотность просто отпадает. Но не стоит забывать, что государство – это мы, налогоплательщики, которые несут расходы за ошибки некоторых людей.
– Я так понимаю, чтобы не допускать такие ситуации Нацбанк и намерен провести стресс-тестирование...
– Вероятно. Но я все же считаю, что AQR проводить для казахстанских банков рано. Рейтинги агентств уже объективно отражают сегодняшнюю картину рынка и отдельных игроков. Если Нацбанк решится проводить AQR, а все к этому и идет, он должен отчитаться, на что потратил 3,75 миллиарда тенге, и раскрыть цифры по каждому банку не только рейтинговым агентствам и международным институтам, но и обществу. Увидев эти показатели, я боюсь, что депозиторы начнут утекать из банков. Мы видели реальные примеры, как быстро это происходит. Это первый риск. Второй – у регулятора должен быть готов четкий план действий – это либо запуск программы докапитализации, либо банкротство этих игроков. Если на рынке начнутся потрясения, ничего хорошего из этого не будет. А под ударом может оказаться не один банк…
– Как Вам цена стресс-тестирования в 3,75 миллиарда тенге?
– Мы не знаем, какие услуги входят в эту стоимость. Пока также не ясно, каким будет количество банков для проведения оценки. Озвучивались цифры 14 и 18 институтов. Навскидку, наверное, адекватная сумма, если сюда включены аудиты банков, хотя, возможно, даже не хватит.
– На протяжении четырех месяцев в стране действует риск-ориентированный надзор. Начали ли вы его ощущать?
– Еще нет. В Нацбанке пока не сформировано подразделение, которое будет заниматься этим надзором, а также не создан коллегиальный орган. Обсуждается вопрос включения туда представителя АФК. Это хорошая идея. Плюс должны быть разработаны определенные подзаконные акты и выстроена инфраструктура, поэтому сейчас новый надзор не может применяться. Хотя на протяжении прошлого года готовились, в июне одобрили переход на риск-ориентированный подход. Пришли в январе, а ничего не готово.
– Теперь, судя по всему, риск-ориентированный надзор будет осуществлять новый регулятор… Недавно Нацбанк анонсировал законопроект, предполагающий разделение функций и создание в стране агентства, которое будет заниматься надзором и регулированием финансового сектора. И на который предположительно будет выделяться из республиканского бюджета 10 миллиардов тенге ежегодно. Как Вы могли бы оценить эту идею?
– Нацбанк сегодня – это мегарегулятор, который взял на себя слишком много функций. Порой он использует конфликт интересов в пользу денежно-кредитной и монетарной политики – в ущерб регулированию. В итоге такие решения негативно влияют на банки, но позитивно – на Нацбанк. И таких примеров масса. Для того чтобы подобных соблазнов в ту или иную пользу не было, я считаю, необходимо разделить функции между Нацбанком и надзорным органом. Но, как известно, дьявол кроется в деталях. Это бюджет и подотчетность. В законопроекте обсуждается, что регулятор будет финансироваться из республиканского бюджета, а подчиняться напрямую Президенту. Это позитивный момент. В агентстве однозначно должны работать профессионалы высокого уровня, а зарплаты там должны быть не ниже, чем в МФЦА. Тогда не будет покрывательства проблем банков. Если опять сделают агентство с небольшим бюджетом, непонятно кому подчиняющееся, то лучше оставить надзор в Нацбанке.
– На рынке также активно обсуждается информация о переезде Нацбанка в Нур-Султан. Как скажется этот шаг на игроках?
– Каждый новый председатель, придя в Нацбанк, поднимал этот вопрос. Первый президент Нурсултан Назарбаев неоднократно говорил о том, что Алматы нужно сохранять как финансовый, культурный, образовательный и бизнес-центр страны. Необходимо оценивать последствия такого решения, которое затронет и геополитику, и экономику, и социальную жизнь города. Такой шаг может привести к маргинализации Алматы. Если переедет Нацбанк или независимый регулятор, за ним вынуждены будут последовать банки и бизнес. Произойдет падение доходов города, а 85% поступлений в бюджет Алматы – это налоги МСБ и финансового сектора. Я всегда говорю о том, что Алматы – идеальная модель экономики для нашей страны. Здесь нет нефти, металлов, но это огромный город, который в отдельные годы приносил в госбюджет до 20% дохода.
– В последние годы в Нацбанке принимаются решения, противоречащие друг другу. Возникает впечатление, что там нет преемственности. Как Вы считаете?
– Начиная с Даулета Хамитовича Сембаева, Нацбанк был институтом, где культивировалась преемственность. И мы, как участники рынка, четко понимали правила игры, по ним работали и выстраивали свои бизнес-модели. Возможно, когда политикой хочется заниматься больше, чем экономикой, принимаются такие решения и возникают такие вопросы по регулятору.
– Летом будет два года с момента, когда вы купили Казком, и год, как интегрировали два огромных финансовых института. Как оцениваете эту покупку? Согласились бы сегодня провести такую сделку?
– Я думаю, многие банкиры за всю жизнь не проводили такие M&A сделки, которые мы провели за последние пять лет. Это и покупка дочернего банка у HSBC. Скажу Вам, довольно непросто купить банк у глобального игрока. Для согласования этой сделки необходимо было соответствовать необходимым требованиям, пройти строгий комплаенс, провести due diligence. Не менее сложной, но и интересной была продажа Altyn Bank китайскому CITIC Bank. Здесь абсолютно иная специфика – другое законодательство, аудит, финансовая отчетность по китайским стандартам.
Сделка по Казкому – это, думаю, уникальный случай, в котором было задействовано много сторон, в том числе Правительство, Нацбанк, «Самрук-Казына», предыдущие и нынешние акционеры. По масштабу эта сделка, конечно, несравнима ни с чем, она была очень сложная и тщательная, но и интересная. Нас сопровождали две крупные иностранные юридические компании. И многие международные агентства включили эту сделку в свою образовательную программу, как бизнес-кейс, на примере которой будут обучать в своих академиях. Я бы точно не отказалась от шанса принять участие в такой сделке и хотела бы иметь такой опыт в своей карьере. Но с эмоциональной и физической сторон эта сделка, конечно, требовала от нас большой отдачи. Приходилось принимать очень сложные решения, брать на себя огромную ответственность. Особенно тяжело всей команде далась интеграция. Сейчас наша задача – наращивать долю цифрового банка, и для этого у нас есть все возможности и ресурсы. В этом году мы чувствуем себя уверенно и сделаем большие прорывы в части технологий, новых решений, услуг, продуктов и процессов.
Ольга Фоминских
