О том, как проводятся геологоразведочные работы в различных частях Казахстана, в интервью abctv.kz рассказал главный геолог АО "Казгеология" Берикбол Хамзин.
– Расскажите о текущей работе компании…
– В настоящее время АО "Казгеология" проводит работу по 10 объектам государственного задания в самых различных регионах Казахстана. Семь из них – это Центральный Казахстан. Это связано с тем, что работы идут в районе моногородов Жезказган, Сатпаев и продвигаются большей частью по программе развития минерально-сырьевой базы Жезказган-Улытауского района, городов Жезказган и Улытау. Поэтому такое большое количество объектов. По одному объекту в Актюбинской области, Восточном Казахстане, Южном Казахстане, Кызылординской области. Все эти работы являются большей частью поисковыми и направлены на изучение перспективных площадей с целью выявления перспективных объектов для дальнейших работ. В том числе одно из направлений, которым "Казгеология" очень активно занимается. Это подготовка перспективных площадей для привлечения инвестиций. То есть те работы, которые мы проводим, позволят определить прогнозные ресурсы участков, о которых идет речь, и в дальнейшем мы их будем предлагать отечественным и иностранным инвесторам для вложения инвестиций. Вопрос привлечения инвестиций для нашей компании является одним из стратегических направлений развития. В настоящее время помимо работы по перечисленным объектам госзадания мы проводим активную работу с инвесторами. Работаем с такими крупными компаниями мирового уровня, как австралийская "Рио Тинто", "Илюка", специализирующиеся на рассыпных месторождениях, работаем с государственной национальной компанией Южной Кореи – "Корес", с государственной японской компанией "Джокмек", с немецким национальным фондом "Улмус" по геологоразведке золоторудных месторождений в Центральном Казахстане. Очень активно работаем в последнее время по привлечению крупных инвесторов, таких как турецкий холдинг "Илдырым", иранских компаний по изучению медно-порфировых объектов в Северном Прибалхашье, а также очень активно начали сотрудничать с крупнейшими компаниями из Саудовской Аравии.
Дальше всех мы продвинулись в работе с южнокорейской компанией "Корес". Третий год уже работаем по разведке месторождения полиметаллов Дюсембай в Жезказганском регионе. По истечении двух лет можно сказать, что на этом участке, скорее всего, будет открыто крупное месторождение полиметаллов. О запасах и ресурсах у нас предварительные данные есть, но мы окончательно к концу этого года, проведя дополнительное бурение, сможем уже более конкретные цифры дать. Но то, что это месторождение хорошее, уже сегодня известно по нашим данным.
– По Дюсембаю вы будете ставить запасы по ГКЗ или по CRISCO?
– Нет, в настоящее время еще запасы мы будем ставить по требованиям ГКЗ, потому что в Казахстане принято решение о переходном периоде при переходе на международные стандарты CRISCO. Это не так просто делается. Есть определенные требования, что работы с самого начала должны вестись уже под жестким требованием CRISCO. Когда мы начинали работу, в Казахстане еще не было решения по CRISCO, поэтому надо какое-то время. Но, уже начиная даже с работ этого года, мы стараемся применять на всех стадиях работы, приближенные к CRISCO. Сейчас будет завершен первый этап поисковых работ по Дюсембаю, который завершится определением прогнозных ресурсов, и какая-то часть будет по геологическим запасам, приближенным к категории С2, близко к промышленным. Дальше их надо доизучать, и тогда уже, мы думаем, это все будет по международным стандартам.
– По Дюсембаю, получается, они инвестируют, вы работаете?
– Да. Полностью инвестиции со стороны южнокорейской компании.
– Сколько они вложили в разведку?
– По настоящее время они потратили около двух миллионов долларов.
– С какого года вы начнете разведку только по системе CRISCO?
– Мы уже при продолжении работ по Дюсембаю. Наши работы: полевые работы, документация скважин, опробование – максимально будут приближено к стандартам CRISCO. А по тем проектам, которые мы ведем по госзаданию, совсем другие требования, потому что речь идет об оценке прогнозных ресурсов. Там, пока мы не выявим объекты, мы не можем говорить о переходе.
– Получается, что в рамках госзадания вы в основном будете по ГКЗ идти. А инвесторы просят по CRISCO?
– Инвесторам, действительно, предпочтительнее по CRISCO. Я думаю, там, где у нас начинаются работы, мы сможем обеспечить выполнение этих требований.
– В чем принципиальная разница между подсчетом запасов по ГКЗ и CRISCO?
– Если коротко, то по системе CRISCO сама оценка запасов, ресурсов делается компетентным лицом, доказывающим, что он отвечает требованиям, как независимый эксперт CRISCO. Он сам считает запасы и так далее. Но там есть определенные требования к соответствию материалов, начиная со стадии документации, бурения, качества бурения и так далее. Сильно требования CRISCO и ГКЗ не отличаются. Можно сказать, даже, что система CRISCO более упрощенная. Требования ГКЗ, которые были в советское время, гораздо жестче. По системе ГКЗ запасы делились на прогнозные Р1, Р2, Р3, затем промышленной категории С1, С2, А+В, а в системе CRISCO таких градаций нет. Там есть подтвержденные запасы, извлекаемые запасы, экономически целесообразные, то есть немножко другая градация. Но требования остаются прежними – это достоверность, самое главное, запасов.
– С чем связано то, что инвесторы доверяют только CRISCO? Потому что это более понятная для них система?
– Вопрос не в доверии – это мое мнение. Вопрос в том, что запасы, посчитанные по системе CRISCO, принимаются фондовыми биржами. Поэтому нашим партнерам и всем иностранным компаниям, которые работают в недропользовании, для того чтобы выходить на фондовый рынок, зарегистрироваться, размещать свои акции и прочие связанные с этим дела, важно, чтобы все это было по системе CRISCO.
– Долгие годы после обретения независимости Казахстан пользовался еще советскими достижениями в геологии. Можно ли говорить о том, что в последние годы тренд меняется, и насколько республике нужно увеличить расходы на геологоразведку, чтобы эти работы на достаточном уровне проводились?
– Сейчас перед Казахстаном не должна стоять задача вслепую увеличивать ассигнования на геологоразведочные работы. Почему? Потому что необходимо подготовить хорошую программу развития минерально-сырьевой базы, которой в Казахстане сейчас нет. Последняя, которая была принята в 2014 году, была поставлена на утрату. Пока мы не сделаем новую программу, которая должна основываться на полном всеобъемлющем анализе исторических геолого-геофизических материалов по всем работам предыдущих лет с учетом конъюнктуры мирового рынка, с учетом требований экономики Казахстана, градообразующих предприятий, моногородов, пока мы это не поймем и не сделаем такую программу, есть опасность, что впустую будут тратиться любые деньги, которые будут выделяться туда. Это надо сегодня начинать, для того чтобы резко увеличить базу. Разработать хорошую детальную программу развития минерально-сырьевой базы, которая должна начаться с первого этапа – анализа материалов. Должно быть понимание того, чего хочет наше государство и чего хочет от нас мировой рынок. Когда мы все это сделаем, реальные участки, реальные минералогические зоны, где имеются предпосылки к выявлению месторождений, тогда можно требовать выделения денег на них.
А сейчас дай мне просто деньги, и я тебя озолочу или кучу месторождений открою – такого, конечно, не произойдет. Необходимо готовиться. Процесс подготовки я не скажу, что очень длительный будет, но как минимум два-три года необходимо, чтобы осмысленно, целенаправленно весь этот гигантский объем материалов понять. Потому что те требования, которые были пять-десять лет назад в промышленности, требования мирового рынка и те требования, которые есть сегодня, они совершенно разные. Но это связано с тем, что технология не стоит на месте. Она продвигается, то есть те руды, которые когда-то считались некондиционными, экономически нецелесообразными, сегодня в свете новых технологических достижений, увеличения стоимости металлов на рынках приобретают совсем другой свет. То есть было нерентабельно – сегодня становится рентабельно. Те же месторождения золота в советское время меньше пяти-семи граммов на тонну вообще не рассматривались как месторождения. Сегодня рассматриваются с 0,5 грамма, в зависимости от того, какие объемы и как их извлечь, то есть это еще вопрос технологии разработки месторождения. Если открытым способом, то даже 0,5 грамма сегодня пойдут на ура. То же касается любых других месторождений. Та же медь, о которой меньше 2,5-3% даже и не думал. Сейчас 0,5% меди, если к ней еще добавятся хотя бы какие-то 0,2-0,3 грамма золота, это совсем другая ситуация, на которую очень большой спрос. Нужно еще и обязательно делать переоценку старых запасов при анализе материалов, чтобы понять, какие объекты из тех, что раньше были, целесообразны к отработке и проведению дальнейших работ с учетом сегодняшних реалий.
Большая часть площади Казахстана была изучена в советское время на небольших глубинах, максимум 300-400 метров. Сейчас с учетом появления новых технологий разведки можно бурить до 1,5-2 км. Если раньше бурение километровой скважины было событием, особенно по твердым полезным ископаемым, то сейчас это рядовой факт, потому что новое оборудование позволяет это делать элементарно. Плюс еще новейшее геофизическое оборудование позволяет увеличивать глубинность изучения. Если раньше 200-300-400 метров, то сейчас технологии и оборудование, которыми "Казгеология" владеет, позволяют заглядывать на глубину до 1,5-2 километра. Это позволяет увеличивать комплексность и глубинность исследования и, как следствие, шансы на выявление новых месторождений.
– При этом насколько возрастает стоимость геологоразведки между 300 метрами и двумя километрами?
– Я не скажу даже примерно, потому что увеличение глубин влечет за собой увеличение стоимости бурения, но при этом использование новых технологий позволяет увеличить скорость бурения. Допустим, если раньше месяц бурили 300-400 метров, то сейчас можем позволить себе реально пробурить тысячу метров. За счет ускорения идет нивелирование. Поэтому суперудорожание работ именно в связи с этим вряд ли происходит. Удорожание работ происходит в связи со скачками, то есть доллар-тенге. Многие проектно-сметные документации, которые делались в 2014 году, выставляются на проведение работ. Вы понимаете, что доллар тогда был 150 тенге, а сейчас 300.
– Тогда что вы делаете? Пересчитываете?
– Сами мы этого ничего не делаем. Почему? Потому что эта политика в руках государственного органа – Комитета геологии и недропользования министерства по инвестициям и развитию. Пользуемся их инструментами.
– Если бы это была частная компания, то она пересчитала бы…
– Это не так просто. Естественно, частная компания пересчитает свои затраты, но государство не может себе этого позволить – просто так увеличивать стоимость.
– Кто это тогда субсидирует – комитет или сама компания "Казгеология"?
– Национальная компания "Казгеология" является таким же субъектом геологоразведочного рынка, как и другие юниорские компании на сегодня. У нас есть только преимущество, за счет того что мы являемся национальной компанией, которое при проведении геологоразведочных работ никак не отражается. Там другие вопросы. Поэтому комитет геологии и "Казгеология" – это не прямой контакт в плане ценовой политики. Это связано для всего геологоразведочного рынка Казахстана, потому что, я сказал, мы 10 проектов ведем по договору с комитетом геологии, а в рамках Казахстана есть другие компании, которые проводят работы. То есть мы все находимся в одинаковой ситуации.
– Какие сроки и суммы по тем проектам, которые финансирует комитет геологии?
– Комитет геологии направляет ежегодные ассигнования. Они имеют трехлетний цикл. По семи из десяти проектов мы в этом году завершаем работы. Три проекта переходят на следующий год. Суммарно на год по этим десяти проектам у нас где-то 1,2-1,3 миллиарда тенге, то есть на трехлетний цикл около четырех миллиардов тенге составляет сумма инвестиций.
– В этом году семь проектов завершаете. Новые проекты будут?
– Да, конечно.
– Сколько их, если не секрет?
– Мы планируем сейчас. Для того чтобы нормально развиваться, нашей компании надо ежегодно к действующим проектам прибавлять как минимум около 10 новых проектов. Поэтому мы планируем в следующем году, когда будут новые тендеры, естественно, участвовать и брать новые. Но я уже говорил, что госзадания – это одно из направлений, а другое – это частные инвесторы. Если не получим госзадание, нам, конечно, будет тяжеловато, но все-таки значительную часть денег мы зарабатываем за счет коммерческих объектов. Дюсембай я уже назвал.
– Сколько процентов из общей суммы доходов приходится на коммерческие объекты?
– По 10 проектам от госбюджета я назвал цифру. Сейчас у нас очень хороший коммерческий проект – мы выиграли тендер у ТНК "Казхром" по разведке Южно-Кемпирсайского месторождения, сумма по которому составляет три миллиарда тенге. Даже, по-моему, 3,5 миллиарда. То есть только за счет этого проекта у нас больше миллиарда ежегодных поступлений.
– Он тоже трехлетний?
– Нет, он шестилетний. И по нему мы начали работы уже буквально в сентябре прошлого года. Буровую программу первого этапа мы успешно завершили в конце марта. Сейчас ведем анализ материалов, которые уже получили, интерпретацию геолого-геофизических материалов. В прошлом году мы там провели гравиеразведку. Все эти материалы мы сейчас осмысливаем. Затем приступаем ко второму этапу буровых работ по согласованию с заказчиком.
– С "Рио Тинто" что вы сейчас делаете?
– С "Рио Тинто" у нас создано совместное предприятие. В Северном Прибалхашье две площади: Коргантас и Северо-Прибалхашская площадь. Обе направлены на поиск медно-порфировых месторождений. Оператором там является совместное предприятие, которое мы создали с "Рио Тинто". Второй год по проекту "Коргантас" очень активно работы ведутся. Там частично геофизические работы проведены, частично в этом году продолжаются. В прошлом году было начато бурение, получены предварительные неплохие результаты, которые дают надежду на то, что там объекты все-таки будут выявлены. По Северо-Балхашскому, вернее, Балхаш-Сарышаганскому объекту тоже активно ведутся работы, но там первый год такой активный.
– Говорилось про лабораторию, где будут анализироваться геологические результаты…
– Мы провели переговоры по созданию лаборатории с ведущими мировыми компаниями, такими как ILS по проведению аналитических исследований. Это крупнейшая мировая компания. У нас с ней подписан меморандум о том, что мы сотрудничаем. Они берут на себя создание, ведение лаборатории, ее оснастку оборудованием берет на себя "Казгеология". Я думаю, что уже в этом году мы начнем строительство этой лаборатории. Пока предварительно выбрана Караганда. Вторым вариантом была свободная экономическая зона "ПИТ "Алатау". Сейчас рассматривается вопрос по ТЭО строительства.
Лаборатории в Казахстане есть, и мы с ними сотрудничаем по нашим сегодняшним объектам. Пробы отправляем им, но практически все они не имеют международных аттестаций, которые позволяют использовать их анализы и работы для подготовки материалов по CRISCO. То есть у них нет международных стандартов.
– То есть у нас нет ни одной такой лаборатории?
– Именно такой лаборатории, которая имеет такие аттестаты, в Казахстане нет. Они называются международными стандартами, но именно того, что необходимо зарубежным инвесторам, у нас, к сожалению, нет. Поэтому многие инвесторы, для того чтобы прийти к искомой цели, вывозят пробы за рубеж. Допустим, в Карабалту в Кыргызстан, где "Алекс Стюарт" давно уже создал лабораторию. Или компания ILS вывозит в Турцию, в Ирландию, в общем, далеко. Почему мы решили работать с ILS? Потому что их наработки в плане соответствия международным стандартам позволят ускорено получить соответствие нашей лаборатории.
– То есть лаборатория будет вашей?
– Она будет совместным предприятием. Это обсуждается компетентными людьми.
– Когда она заработает?
– После завершения ТЭО будет видно, когда мы сможем ее запустить.
– Финансирование будет пополам?
– Финансирование, оборудование полностью будет делать "Казгеология". От них речь идет о строительстве здания и руководстве. Потому что ILS имеет все мыслимые и немыслимые сертификаты.
– По Жезказганскому региону "Казахмыс" сообщал, что работает с вами. Там речь идет о территориях, которые прилегают к действующим месторождениям?
– Да. С "Казахмысом" мы работаем и в этом году, скорее всего, начнем по заказу "Казахмыса" проведение наземных геофизических исследований на тех участках, которые прилегают к их площадям, их геологическим отводам. Уже в этом году начнем эти работы делать – по выявлению месторождений меднистых песчаников. Это первое направление. Все договоренности достигнуты и меморандумы подписаны.
Второе направление по работе с "Казахмысом" – мы дали свои предложения. В районе Жезказгана перспективные площади отобрали и предложили им. Примерно по такой же схеме, как мы работаем с другими инвесторами. Мы выявляем перспективные участки, им предлагаем. Они им понравились. Такие три площади – пока я их озвучивать не буду. Когда уже окончательно договоримся, но интерес у них есть. Схема та же: они финансируют – мы проводим работы. Схема сотрудничества может быть самая разная. Мы можем создать СП или консорциум. Нам подходит любая. В этом плане мы очень гибки.
– По тому, что Вы говорите, что уже начнете. Не то, что вы предлагали, а вам уже дали заказ – там какие суммы и сроки?
– Предварительно мы объемы и методику посмотрели. Укрупненные проекты "Казахмысу" представили – там речь идет до 200 миллионов тенге. Но это работы первого этапа. Речь идет только о проведении наземных геофизических исследований, включая такие методики, как электроразведка, магнитная разведка, которые позволят на тех площадях, которые мы согласовываем с "Казахмысом", оптимизировать дальнейшие поиски. То есть проведем наземную геофизику, выявим аномалии какие-то, и уже под эти аномалии можно осуществлять бурение скважин, которые являются самым дорогостоящим методом оценки месторождения. Если без геофизики туда сразу прийти с бурением, то можно, грубо говоря, попасть пальцем в небо и понести ненужные затраты.
– За какой период будет сделала эта работа?
– Эта двухлетняя работа. Полевые работы мы закончим в этом году. Планируем, что предварительные результаты тоже в этом году будут выданы, а уже окончательные результаты в следующем году будут – с учетом определения мест заложения скважин.
– На основании этого "Казахмыс" решит где дальше работать?
– Да. Мы им предложим – заказчик будет определять, где, в каких местах вести работы.
– В Актобе что за территории, где вы работаете?
– В Актобе это участок Айке на границе с Костанайской областью, то есть на самом востоке Актюбинской области. Эта работа идет второй год. В следующем году завершим. Там предполагается выявление медноколчеданного месторождения. Наземные геофизические работы мы там уже провели в прошлом году. Сейчас идет детализация – выехали туда, работаем. По результатам этих работ осенью мы планируем начать уже буровую программу. Там сложность и по времени отсрочка в том, что большая часть полей – это посевы. То есть мы можем или до посадки, или после уборки, поэтому цикл немного разбивается. В сентябре мы, наверное, уже начнем буровую программу.
– По госзаказу в том же Актобе, если вы находите запасы, что дальше?
– Если у нас будет результативность по объектам госзаказа, то здесь заказчиком выступает комитет геологии. Во-вторых, у нас недра принадлежат государству. Поэтому мы этот материал туда передаем, и, если это будет целесообразно, с разрешения комитета геологии мы сможем использовать эти объекты для привлечения инвесторов.
– Они сами выставляют на аукцион или у вас "право первой ночи"?
– "Права первой ночи" у нас нет. "Право первой ночи" у нас есть в каком плане: как национальная компания, в случае целесообразности, как для государства, так и для нас, можем получать прямыми переговорами объекты для недропользования, в том числе для государственного геологического изучения.
– С японцами, с "Джокмек"…
– С японцами, с "Джокмеком", в прошлом году первый этап проекта сделали. Это в районе города Каражал, участок Кызылшек – на редкие земли. В прошлом году мы там провели геологические маршруты. Японцы приезжали. Совместно с ними отобрали пробы, проанализировали у нас здесь и показали положительные результаты, то есть наличие редкоземельных элементов – достаточное количество, чтобы представлять интерес. Сейчас японская компания повезла с разрешения уполномоченного органа к себе в Японию эти пробы и проводит у себя тестовые анализы. В ближайшее время мы ждем подтверждения и будем обсуждать продолжение работ.
– Какие сроки ставились?
– В этом году мы должны были завершить первый этап. Мы ждем принятия решения японской стороной о продолжении работ и форме нашего сотрудничества.
– Какие суммы были по первому этапу?
– Суммы небольшие – порядка 80 миллионов тенге. Потому что там объемы работ незначительные были. Их цель была – подтвердить целесообразность проведения работ.
– Другие участки их интересовали?
– Да. У нас был второй участок в районе Аркалыка, но инвестор принял решение двигаться поэтапно. Если на одном мы что-то получаем, то будем двигаться дальше.
– Кроме японцев, допустим, немцы проявляют интерес к редкоземельным металлам?
– К редкоземельным металлам сейчас проявляет интерес весь мир, потому что на сегодняшний день ситуация сложилась таким образом, что монополист по редким землям Китай, который в основном поставлял на мировой рынок, уже практически третий год перестал торговать редкими землями. То есть все страны вынуждены заниматься этим сами. В Казахстане довольно-таки приличное количество объектов, сосредоточенных большей частью в Восточном Казахстане. Но ими до сегодняшнего дня никто не занимался.
О том, что это необходимо делать, говорит один пример. В этом году мы выиграли тендер, который проводил восточно-казахстанский департамент, который под комитетом геологии находится. Он называется "Оценка перспектив редкоземельных элементов по основным рудным провинциям Казахстана". Работы там сосредоточены по всему Казахстану. Из них выделяются четыре узловые: Восточный, Южный, Центральный и Северо-Западный Казахстан, который включает в себя часть Костанайской и Актюбинской областей. Практически на всех них мы уже начали работы в сотрудничестве с институтом имени Сатпаева.
– Когда результаты планируется получить?
– Здесь, скажем, запасов не будет, потому что такая цель не ставится. Это первая работа такого характера, и основная ее цель – оценить перспективы и выдать рекомендации для дальнейшего направления работ на редкие земли по всем рудным провинциям Казахстана.
– Это все будет финансировать департамент ВКО?
– Нет. Это межрегиональный департамент, который является структурой комитета геологии. Они провели тендер, мы его выиграли, но проект этот республиканский.
– Там какие суммы и сроки?
– Это двухгодичный проект. Стоимость его более 500 миллионов тенге. Сроки довольно сжатые, но мы активно работаем. В этом году мы начали. В следующем году мы должны дать рекомендации по дальнейшим работам.
– То есть либо они будут продолжать работу…
– Продолжать они, скорее всего, будут.
– С "Илюкой" вы работаете в скольких регионах?
– С "Илюкой" мы работаем в трех регионах: Акмолинская, Северо-Казахстанская и Костанайская области. Три большие площади. В прошлом году были активно проведены аэрогеофизические исследования. На части площадей проведены маршруты. Предварительно определена перспективная часть этих площадей, на которых в этом году начинается бурение. Компания "Илюка" уже завезла к нам из Австралии специальный станок "Аэрокорн", или "Эйрборн". Аналоги таких станков у нас есть, но австралийцы решили использовать проверенный ими на многих объектах станок, потому что компания "Илюка" по рассыпным месторождениям титана и циркония в мире является лидером. Этот метод оправдал доверие, поэтому они хотят его использовать. С середины июня они должны были приступить к буровой программе. "Казгеология" здесь не стоит в стороне, потому что специалисты по бурению – наши. Мы направили их на обучение технике безопасности. Они прошли специализацию по этому бурению под руководством австралийских специалистов. Но после этого полностью работы будут проводить наши специалисты. Четыре человека, которые будут бурить там. Потом мы туда отправим двух геологов, которые, заменяя друг друга, будут работать над документацией скважин, потом чтобы использовать опыт "Илюки". В Казахстане эти направления "Илюка" практически впервые осуществляет, с нашей помощью, мы планируем там проводить несколько обучающих семинаров для всех геологов нашей компании, которые в дальнейшем могли бы применять методику этих работ для своих целей.
– С этим аппаратом они последовательно пройдут все три области?
– Это буровой агрегат. Можно и так сказать. Там условно делится по этим областям. Потому что территория этих площадей, где "Илюка" работает, расположена в этих трех областях, но они экстерриториальны. Перспективные участки могут переходить из одной области в другую, поэтому речь идет о перспективных площадях.
– А там какие сроки и суммы?
– Суммы там порядка двух миллионов долларов. По срокам в этом году после программы бурения буквально недавно мы с ними провели совещание. Приехал руководитель дивизиона геологоразведочных проектов, с которым мы это обсудили. В июне – программа бурения по основным перспективным участкам. И уже осенью будет принято решение, куда двигаться дальше в целом по судьбе проекта. Но первые результаты показывают, что мы будем двигаться дальше. Если все, как мы планируем и они планируют, будет так, то завершится все это строительством завода по переработке рассыпных месторождений.
– А там какие полезные ископаемые?
– Титан, циркон основные. Они корифеи по этим металлам. Конечно, они не будут закрывать глаза, если что-то будет попутно. Но главная цель – это титан, циркон.
– А завод какой имеется в виду?
– По переработке до конечного продукта. Строительство завода ставится в зависимость от общего размера выявленных месторождений.
– Как развивается сотрудничество с "Улмусом"?
– С "Улмусом" мы работаем по месторождению Бесшокинской группы Карагандинской области. Это золоторудное месторождение. Буровые работы прошлого года показали, что там золото есть. Проект для "Улмуса" по Бесшокам тоже мы сами делали. Наши проектные решения и ожидания сейчас подтверждаются. Только один год поработали.
– Всего два года будете работать?
– Три года.
– А там какие суммы?
– Около двух миллиардов тенге.
– "Илдырым"…
– С компанией "Илдырым" на сегодняшний день подписан пока меморандум. Конкретные договоры на стадии рассмотрения сейчас. Сфера интересов компании "Илдырым" очень разная. Допустим, предварительно достигли соглашения, что они финансируют, а мы работаем или совместно на золоторудном месторождении Малишат в Восточно-Казахстанской области. Потом площадь в районе известного месторождения Бенкалинское в Костанайской области. Плюс четыре перспективных хромитовых площади. Одна площадь – в Восточном Казахстане, вторая – Экибастуз-Шидертинская, третья – в Карагандинской области и плюс четвертый проект на Даульско-Кокпектинском месторождении в Актюбинской области. Еще один платиновый объект Суровский – в Восточном Казахстане. Контракт по Суровскому и Малишату у нас на руках, и можем начать работы в любой момент, как только будет принято решение о его финансировании. Малишат – это золоторудный объект, Суровский – платиновый объект, Костанайская площадь – это медное золото и хромиты.
– Иранские компании, которые интересуются медно-порфировыми проектами…
– "Годир" в Северном Прибалхашье на площади, перспективной на медно-порфировые оруденения. Они залегают недалеко от тех площадей, на которых мы работаем с "Рио Тинто", но они не пересекаются. Там практически мы подписали документы, работы начаты. Недавно рассмотрен бюджет на 2017 год. Наши геологи совместно с иранскими ездили в поля. Мы создали операционный комитет по этому проекту, который рассмотрел бюджет проекта. О суммах и сроках пока рано говорить.
– Арабские компании что интересует?
– Арабским компаниям мы передали предварительные данные по перспективным площадям, которые у нас имеются и которые пока еще свободны. Там самые разные: на полиметаллы, на золото, на медь. Они рассматривают, но предварительно тоже есть круг объектов, к которым они проявили интерес и по которым мы готовим дополнительную информацию, чтобы конкретно сесть и обсуждать, что по каждому объекту делать.
– Это ОАЭ или Саудовская Аравия?
– Саудовская Аравия. "Металл коммерц".
– Работаете ли вы по блокам в Степногорске или Аркалыке, которые выставлял комитет геологии, или там только юниоры работают?
– "Казгеология" работает только на "гринфилд-площадях", то есть практически малоизученных площадях. На блоках мы сами забирать не будем, потому что нам неинтересно. А инвесторам, которым мы предлагаем, нужны все-таки более подготовленные участки и объекты. Я могу сказать, что по степногорским районам мы в этом году уже проведем опытные аэрогеофизические работы с компанией "Триумф", которая работает с канадским оборудованием. Этот участок работ приходится именно на те участки, где планируется проведение работ по "гринфилду" по австралийскому методу. То есть та работа, которую мы сделаем, позволит увеличить инвестиционную привлекательность этих объектов. Сейчас это "зеленое поле", как само название говорит, то есть ничего нет. А наши данные, которые мы по геофизике получим, позволят конкретизировать, что там есть, какие-то конкретные аномалии на этих площадях.
– Конкурс они уже объявляли. Никто туда не пришел?
– Они уже объявляли. Насколько мне известно, все площади там разбиты по 20 квадратных километров. Я знаю, что там порядка 10 участков имеют своих хозяев.
– По Кушмуруну это у вас было – уголь?
– Нет, углем мы не занимаемся.
– У вас в Кушмуруне ничего не было?
– Нет.
– По кадрам. Где берете кадры? Как относитесь к подготовке специалистов в казахстанских вузах? Есть ли молодежь или проще из-за рубежа привезти?
– Ни в коем случае! Мы практически не делаем ставку на зарубежных специалистов. 99,9% кадров, можно сказать, местных. Вместе с геофизическим оборудованием, когда мы новую технологию применяли, мы пригласили одного очень известного специалиста из-за рубежа, который помогает в обучении. Он у нас работает, и это связано с интерпретацией геофизических материалов, то есть это новая технология, с которой наши люди не были знакомы. В Караганде у нас есть опытно-геофизическая партия, и там молодые и уже опытные геофизики есть, и он туда входит, и они обучаются. А так практически 100% – это наши геологи. Причем геологи процентов 70 до 35 лет. То есть это как раз самая пора, когда у них уже есть определенный опыт полевых работ, опыт по проектированию, опыт подсчета запасов. У кого-то больше, у кого-то меньше, но они успешно выполняют эти проекты, которые мы сейчас ведем. Это уже не первый год.
Второе, у нас по повышению квалификации с компаниями, с теми же "Рио Тинто", "Илюкой", есть специальные соглашения, по которым наши геологи регулярно по определенным направлениям, которые мы с ними согласовали, проходят у них краткосрочное или длительное обучение. Вплоть до выезда к ним за рубеж. В этом году группа наших геологов съездила в Австралию по договору с компанией "Илюка". Они там успешно прошли повышение квалификации и вернулись. С "Рио Тинто" у нас немного по-другому поставлена работа. Их головной офис находится в Алматы, и мы по договору за два года порядка 60 человек обучили.
Третье, мы практикуем по возможности направлять и за рубеж наших геологов. В частности, сейчас один находится в Южной Корее, в институте "Кегам". Два геофизика должны выехать в Канаду по соглашению с компанией, с которой мы работаем по Степногорску. Они будут работать у них в полевых условиях по их методикам. Вернутся к нам с новыми знаниями. Раньше мы направляли их по одному-два человека, но в последнее время руководством было принято решение, что выгоднее и целесообразнее проводить курсы, приглашая в Казахстан обучающую сторону. Недавно у нас провели курсы практически для всех геологов. В группах было по 15-20 человек. Это по "Майкромайн", потом по контролю качества лабораторных исследований. Это трех-пятидневные курсы, когда они приезжают и обучают нас.
Потом, не могу сказать, что все они останутся у нас работать, но мы и раньше практиковали прием на практику студентов вузов. Если в те годы у нас было два-четыре человека, то в этом году по договору с Техническим университетом имени Сатпаева, Геологическом институтом имени Турысова мы 26 студентов приняли. Они распределены по объектам. К ним прикреплены наши, хоть и молодые, но уже опытные геологи. В течение месяца они проходят геологическую практику. 15 дней из них они находятся в поле, на таких участках, как Сарыадыр, Тастинское – это под Карагандой и в Жезказганском регионе. И 15 дней будут заниматься на базе в Караганде. Они получают зарплату.
– То есть молодежь приходит. Насколько привлекательна профессия геолога сейчас для молодых выпускников с материальной точки зрения? Раньше это была довольно романтичная профессия...
– Это не так просто сказать однозначно, что их привлекает. Честно говоря, я иногда и сам не понимаю, что их привлекают на самом деле. Потому что, если говорить с точки зрения финансовой обеспеченности, заработные платы у геологов не самые высокие в Казахстане.
– Сколько получают геологи?
– Не будем об этом говорить, но достаточно. В нашей компании они получают достаточно – выше, чем в других компаниях. Но сразу хочу сказать, чтобы не было неправильных толкований, что мы людям платим зарплату, из денег, которые мы зарабатываем. У нас нет государственного финансирования вообще. Сколько мы заработали – это наши деньги. Мы направляем их на зарплату своим сотрудникам, в том числе стараемся премировать их ко Дню геолога, к государственным праздникам. Во-вторых, на развитие компании направляем деньги. Поэтому у нас повыше зарплаты, чем в других компаниях. Романтика присутствует. Мы проводили собеседования с 26 ребятами. Может быть, это политически построено с их стороны, но ставят так, что это романтика. Я, как геолог с большим стажем, сам когда-то пришел за романтикой, а не зарабатывать, поэтому мне приятно было слышать, что их интересует в профессии геолога в первую очередь дух романтики.
Но лишений очень много. Они у нас все практически полевики. Они по очереди выезжают на буровые. Приходится работать в разных условиях: дождь, снег. Скажу, что на рубеже 2016-2017 годов компания перешла на круглогодичный цикл полевых работ. Раньше мы работали стандартно: летом поработали – зимой на каникулы выходили. Но каникулы в полевом смысле. При этом камералили, занимались обработкой материалов. В этом году по Южно-Кемпирсайскому проекту работали практически всю зиму и остановились только в конце марта, потому что надо было сделать технологический перерыв для осмысления материалов и подготовки программы второго этапа.
Жанболат Мамышев
