Это крылатое выражение пришло к нам из эпохи европейского Ренессанса. Франческо Петрарка противопоставил постылое прошлое сияющей современности, вытаскивающей на свет Божий и полирующей до блеска репрессируемые христианской идеологией античные ценности. Хотя уже папы и прочие высокопоставленные клерикалы хотели держать эти ценности в Ватикане. Не устраивала Петрарку предшествующая современности эпоха. Отталкиваясь от нее и ее критикуя, он провозгласил ценности новой эпохи, выход человечества из тьмы на свет. Причем все новое связывалось поэтом с давно забытым старым, с его возрождением, оживлением и осмыслением в обновленной современности. Античная культура стала для эпохи Возрождения реально, исторически существовавшим Золотым веком. Петрарка призывал отказаться от прошлого ради еще более древнего, истинно первозданного.
"К чему такая странная преамбула?" – спросите вы. Ведь речь пойдет о фильме Адильхана Ержанова, классифицированном как криминальный триллер и социальная драма, а в коммерческом кинопрокате – даже как детективный нуар, и к истории вроде бы не имеющем никакого отношения. Но это на первый взгляд.
Фильм не является историческим (чего не скажешь о его политической составляющей), но связан с мифологемой восприятия времени и истории, фундирующей разного рода идеологические утопии. Все дело в расхожем классическом архетипе – противостоянии старого и нового, поколений отцов и детей, традиций и новаций. Эта мифологема борьбы прогресса с пережитками прошлого.
"Темные века" прорастают у Ержанова не только во временном (старый феодальный "совок" и новый независимый Казахстан), но и в пространственном измерении. По сюжету борющаяся за права отечественная журналистка с западным бэкграундом (или наоборот – западная журналистка с отечественным бэкграундом), приезжает по направлению некого международного фонда в убогую казахскую провинцию. Тема далекой глубинки, terra incognito, даже не с феодальным, а первобытным мироустройством, лейтмотивом проходит через другие картины Ержанова – "Каратас", "Чума в ауле Каратас", "Ночной бог". Можно было бы отнести их к циклу "Магического реализма", в котором в нотки леденяще-жаркого южного Техаса вплетаются диковинные латиноамериканские мотивы.
В "Ласковом безразличии мира" автор обращается к другой популярной классической мифологеме – противопоставлению искренности детей природы (аула) ложному блеску и продажности большого города – идее, развитой еще французским просветителем Жаном-Жаком Руссо в романе "Эмиль, или о Воспитании". Глубинка у режиссера – это не только обитель зла, но и исток подлинности и добра.
В "Черном человеке" рулят центробежные силы. Из центра, и это отнюдь не столица нашей Родины, перемены движутся к периферии. Идеология модернизации исходит не из козыряющего Нур-Султана, а из еще более централизованного места. И речь здесь надо бы вести уже о процессах консьюмеризации и глобализации. Но режиссера не волнует тема глобальной деревни, он направляет взор в плоскость политического клише – противостоянии власть предержащих патриархов (институт агашек) и трансформирующейся в сторону добра и справедливости молодежи. Вот тут и находится место модным кинообразам, сюжетам и жанрам. Прошлое, не просто блекнет и темнеет, а монструизируется, обретая черты современных ужастиков и маниакальных триллеров. Это и черный, черный человек, и изнасилованные кровавые мальчики в глазах, и подрывник-камикадзе. Клишированное и растиражированное в кино зло обретает конкретные политические формы в лице местных исполнительных органов. Речь не просто про воровство, взятки и торговлю наркотиками, про коррупцию во всех ее формах, а о тревожащем и щекочущем нервы обывателя насилии. В картине также поднимается политически актуальная тематика аутизма и инклюзии. Точнее, мы наблюдаем полное отсутствие ее понимания у криминализированных властей, видящих в человеке с особыми возможностями лишь козла отпущения. А ведь особые, или ограниченные (кому как нравится) возможности – наше будущее, о котором бы стоило серьезно задуматься. Но это вотчина Джорджа Оруэлла и Греты Тунберг, а не Адильхана Ержанова.
"Но при чем тут Петрарка и как он связан с Ержановым?" – снова спросите вы.
Великий поэт и предвестник Возрождения призывал современников преодолеть прошлое. Опору преобразований он видел в более древних традициях античного мира. Ержанов не фундаменталист, у него нет почвы под ногами. И возвращаться, как западному поэту и мыслителю Петрарке, ему не к чему. Остается только кинуть взор в геополитическое пространство и ждать прихода грядущего. А оно уже здесь в лице Внешнего наблюдателя. Это не Бог средневековья, грозящий Вторым пришествием и Страшным судом, а секуляризированная версия эпохи постмодерна. Внешний наблюдатель, как Гаагский суд, спросит по гамбургскому счету. Такова новая идеология новой эпохи, спешащей на смену темному Каратасу.
Кажущийся вечным спор старого и нового уже решен в пользу нового и молодого. Префигуративная культура по Маргарет Мид, по крайней мере, на потребительском уровне, задает родителям новые и совсем не детские ориентиры. Стареть не модно. Модно учиться жить и творить у молодых.
Ольга Власенко
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
