Ее работа побывала на выставке в Лувре после победы на международной премии по фотографии The Exposure Award в номинации Portraiture collection. Ее портфолио размещено на сайте Vogue Italy. Она с успехом участвует в международных конкурсах, снимает для многих изданий и особенно известна как портретист.
Смелая и творчески независимая Вероника кажется живым воплощением мечты миллионов: "заниматься тем, что нравится, и чтобы за это еще и деньги платили". Интересно, как у нее это получается?
- Вероника, расскажите, с чего вы начинали?
- Я начала фотографировать в 2007 году, и все началось с портретов. Я даже помню первый осмысленный кадр. Я сняла его на какую-то совершенно дикую мыльницу. Моя подруга сидела на лавочке, у нее очень красиво развевались волосы – и меня это настолько впечатлило, что я сделала снимок. Банально, казалось бы - но это был первый момент, когда мне захотелось зафиксировать впечатление и поделиться им.
- Сколько вам было лет?
- 18 или 19. Это было в колледже Института управления, где я училась на художника-дизайнера, и как раз тогда мой преподаватель говорил мне, что я рисую слишком контрастно. В художественной школе я не училась, но все вступительные экзамены сдала на отлично. Просто очень хотела поступить, потому что мои родители не могли дать мне такого образования, какое я хотела. Выбор был: либо идти в колледж, либо вообще непонятно куда…
- А какое образование вы хотели получить?
- Хотела учиться на фотографа, чему-то творческому. Но в Астане с этим было сложновато. Хотя на самом деле не столь важно, на кого ты учишься. Это просто этап, который ты проходишь. Многие люди, отучившись каким-то серьезным наукам, потом все бросают и занимаются тем, чем хотят. В колледже мы проходили рисунок, живопись, компьютерную графику. Но в итоге все, что я знаю о построении кадра, о фотошопе и так далее - результат моих собственных поисков и наблюдений.
- Значит, в фотографии у вас не было учителя?
- Нет, я вообще не люблю, когда меня учат. Я люблю наблюдать сама. Люблю, когда понимание складывается из опыта, из внутренних открытий.
- А когда вы стали заниматься фотографией профессионально? И с чего, на ваш взгляд, начинается профессионализм?
- Профессионализм начинается тогда, когда ты продаешь то, что делаешь. Думаю, я начала в 2008 или 2009 году. Не помню точно, какой была первая работа. Но помню, что снимала портреты и даже свадьбы.
- Вы дали объявление о том, что принимаете заказы?
- Да, в интернете.
- Страшно было идти снимать свадьбу?
- Учитывая, что у меня не было никакого опыта и была полупрофессиональная камера с самым простым объективом, 18-55, который многие вообще за объектив не считают… Да, было страшно. Хотя там были приятные интеллигентные люди, никаких пьяных рож. Но я шла со всей самоотдачей, с желанием сделать красиво, и люди остались довольны. Тогда еще было не так много свадебных фотографов, и запросы у людей были не такие высокие.
- То есть, у вас не было такого плавного вхождения в профессию через тусовку, через знакомых? Вы сразу бросились в "открытое море"?
- Когда я начинала снимать, я никого не знала. У нас есть такой авторитетный фотограф Владимир Мирончик, он очень хороший технарь, превосходно владеет техникой, светом. В то время он был самым известным фотографом. Я написала ему начистоту: "Я начинающий фотограф, мне интересно, как вы зарабатываете фотографией, что нужно для этого сделать?". Попросила посмотреть мои работы, поделиться опытом. Он мне ответил примерно так: мол, девочка, чтобы снимать профессионально, нужно много денег, и если ты хочешь зарабатывать фотографией – иди на площадь, ставь вывеску и снимай. Тогда это меня очень сильно задело, потому что я не знала, куда идти, к кому обращаться за опытом.
- Как же вы справились?
- Два года я вообще сидела без работы, потому что меня не брали никуда: ни в фотосалон, ни в "Меломан"… Видимо, судьба уберегала меня от "не моей" работы. При этом я снимала все, что мне нравилось и вдохновляло. Ходила по всяким организациям, показывала свои фотографии, люди смотрели и говорили: "Как красиво, как классно, супер!". Но они не могли ничего мне предложить. Все было устроено очень систематично. В фотосалоне сидел человек, делал ретушь, фотографировал на документы. А творческому человеку некуда было приткнуться. Я тогда жила с родителями, и мне, конечно, было не по себе от того, что я не могу помогать им финансово. Это очень сильно давило.
- А родители что говорили?
- "Ищи работу! Дворником, кем угодно!". Бабушка почему-то все время хотела, чтобы я стала парикмахером. Так я некоторое время промучилась, при этом вполне понимая, чего хочу. Ждала, видимо, пока мир переменится. Потому что сейчас картина вокруг совершенно другая.
- Какая?
- Сейчас, если ты не несешь в себе энергию удовольствия от того дела, которым занимаешься – ты не будешь востребован. Суровая систематичность никому не нужна. Люди хотят жизни во всем, и они готовы платить только за жизнь. Поэтому нужно обязательно заниматься тем, от чего ты ловишь кайф. И только так можно заработать деньги.
- Когда же вы почувствовали, что вы не одна в этом поле?
- Какое-то время я жила в Алматы, там у меня появились друзья фотографы, поэты, режиссеры, актеры. Короче, более творческая тусовка, чем в Астане. В этой среде я как-то раскрылась, что ли… поняла, что я не одна такая, что это нормально и может быть востребовано. Поварившись в этом соку, вернулась в Астану и около двух лет проработала в глянцевом журнале. Там я занималась рекламной и проектной съемкой, но наработала очень хороший опыт, в том числе опыт общения с людьми.
- Получается, вы брались за любую работу: снимали и рекламу, и свадьбы…
- Свадьбы я снимала, наверное, три раза за все годы работы. Это были скорее экстренные случаи, когда нужны были деньги. Не то чтоб я снимала все подряд: я пробовала, получала опыт, и шла дальше. Считается, что художник, фотограф или музыкант зарабатывает тем, что ему нравится. Но, чтобы достичь этого уровня, нужно через многое пройти. Снимать свадьбы, репортажи, конференции - хотя бы для того, чтобы понять: нет, это не то, что я хочу. Побыть какое-то время голяком, без денег, и понять, что я – это не то, сколько денег у меня в кошельке, я – это гораздо больше. И не я завишу от денег, а деньги зависят от меня. И даже если у меня сейчас нет денег, то все в моих руках.
- Фотография – это ведь и физика, и химия, уйма технических навыков. Вы быстро обрастали техникой, знаниями о том, как поставить свет?
- Когда я пришла в журнал, там была студия. А до этого я никогда не работала ни со светом, ни с синхронизаторами – то есть, вообще не имела опыта студийной съемки. Меня спросили: "Вероника, ты снимала в студии когда-нибудь?". Я ответила: "Да!". Вооруженная только огромным желанием снимать и поверхностными знаниями из роликов в интернете, я пошла в студию и стала пробовать. Выставляла свет без всяких схем, просто на глаз. Смотрела, какой получается результат, и нарабатывала опыт. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что результаты были довольно-таки весомые.
- Что, на ваш взгляд, делает фотограф: ловит и фиксирует моменты жизни или создает какую-то свою, другую реальность?
- Это разные подходы. Есть жанровая съемка или репортаж, когда ты просто идешь по улице, или по пляжу, или по базару – очень много красоты вокруг, ты ее находишь и фиксируешь. А есть постановочная, концептуальная фотография. У меня возникают какие-то идеи, образы, и я нахожу людей, которые соглашаются их со мной реализовать. Это сотворчество, потому что модель всегда привносит в процесс свое восприятие и настроение. Но в любом случае, фотографирование - это взаимодействие с миром.
- У вас есть впечатляющая фотосессия, для которой вы отвезли на озеро Сарыоба большой стол, поставили его в воду, накрыли кружевной скатертью, уставили хрусталем… Как вы все это придумали?
- Просто увидела в голове, и все. Это не логика. Ты не можешь сесть и из головы выдумать: тут у нас будет стол, тут хрусталь, тут девочки сидят… Это приходит совсем из другого канала. Как объяснить, чтобы не быть пафосной? Может, это и есть внутренний мир, сердце, душа. Мозг не может создать ничего нового - это, грубо говоря, такой робот, который наводит порядок. А мысли – это такая бетономешалка: ты постоянно прокручиваешь одно и то же и ничего нового не придумаешь. Нужно наоборот: выключить мозг, расслабиться. И когда ты соединишься со своим внутренним "я", то поднимешься на другой уровень, а "бетономешалка" останется внизу.
- Фотографы любят для натурных съемок старые дома, замшелые стены, этакие неузнаваемые места вне времени и пространства, как будто все происходит непонятно где и когда. А в Астане все новое и кругом сплошной алюкобонд. Хотя на ваших фотографиях и алюкобонд выглядит необыкновенно. Трудно ли в Астане искать живописную натуру?
- Все зависит от того, как воспринимать реальность. Я всегда могу найти место. Для этого нужно гармонизоваться с пространством вокруг и не искать чего-то такого, чего здесь нет. Когда ты полюбишь эту стену, дом, лестницу, увидишь их красоту - тогда и будет казаться, что фотографии сделаны непонятно где. Но ты об этом не думаешь, ты думаешь о том, какой кайф - снимать здесь, быть здесь.
- Кто ваши любимые фотографы?
- Мне очень нравится Картье-Брессон.
- Кажется, он постановочную фотографию совсем не принимал?
- Да, он терпеть ее не мог. Мог слоняться целыми днями по Парижу и наблюдать, ловить, смотреть. Мне Брессон близок в том смысле, что даже когда у меня есть идея, - например, вывезти стол на озеро - то нет плана, схемы. Есть какие-то заданные условия, но самое важное происходит именно во время съемки: моменты волшебства, которые нельзя спланировать.
- Каково это, когда на портретную съемку к вам приходят совершенно незнакомые люди?
- Очень интересно. Это именно то, что я люблю.
- Что должно произойти, чтобы портрет получился? Вам нужно сближаться с человеком, разговаривать, или вы воспринимаете модель как эстетический объект?
- Нет, не как эстетический объект. Даже если человек имеет фактурную внешность, но находится в какой-то зажатости или дисгармонии – это не будет выглядеть хорошо, это будет отторгать. Раньше перед съемкой я подолгу разговаривала с людьми, пыталась что-то у них выяснить. Но в результате люди приходили ко мне, как к психологу или как на исповедь. Они просто со мной разговаривали, и всё - им этого хватало. Скажем прямо, не у каждого есть возможность выговориться.
- Значит, для съемки важно, чтобы человек расслабился. А у вас есть секреты, как этого добиться?
- Зависит от съемки. Иногда нужно проявить какую-то жесткость, потому что человек не всегда готов переступить свой внутренний барьер. Но если это портретная съемка, то лучше не давить на человека, а просто быть в уравновешенном состоянии и наблюдать. Человек почувствует, что бояться нечего, и сам расслабится. Просто на это нужно время. В процессе съемки, конечно, нужно разговаривать. Про себя рассказывать. Спрашивать. Как будто ты протягиваешь человеку руку. Но вообще-то люди, которые сами ко мне приходят – они, как правило, хотят сниматься. А это самое главное: если человек внутренне готов, то все будет хорошо. Конечно, всегда есть сомнения: "а как это будет", "а я нефотогеничная"… Это мысли из той самой "бетономешалки".
- А кстати, что это за свойства: фотогеничность и нефотогеничность? Они существуют?
- Я не понимаю, что это значит. Внешняя оболочка сама по себе не стоит ничего, в ней должно быть содержание. Содержание делает все. Сама суть фотогеничности - в открытости. В эмоции, в ощущении, в энергии.
- Оболочка и содержание все-таки обычно взаимосвязаны. Наверное, по внешности можете многое сказать о человеке?
- Могу. Меня даже спрашивают, не ясновидящая ли я.
- Люди, которые приходят к вам на съемку, могут как-то влиять на процесс и результат? Или вы предлагаете полностью довериться вам?
- Если мы говорим именно о той портретной и концептуальной съемке, на которой я специализируюсь, то люди, как правило, мне доверяют. Они потому и приходят, что им нужен мой взгляд. Если бы они хотели что-то заказать, они пошли бы к тем, кто выполняет заказы. Но им нужно волшебство, взаимодействие.
- А бывает, что результат человеку не нравится ?
- Бывает. Тут самое важное для фотографа - не отождествлять себя со своей работой, не принимать такую реакцию на свой счет. Это нормально, это может быть связано с очень многими вещами. Может быть, человек просто собой недоволен. А может, вы в чем-то не совпали.
- А для кого эта ситуация тяжелее: для фотографа или для модели? Если человек увидел себя со стороны не таким, как ожидал - это для него стресс и травма?
- Может быть. Но я, знаете ли, не уродую людей. Я, конечно, за естественность, но за естественность эмоциональную, прежде всего. Задача не в том, чтобы показать человека взъерошенным, без макияжа: вот, посмотри, ты такой! Дело в другом: у всех нас есть социальные роли, и иногда люди делают на это ставку настолько, что вне социальной ролевой игры они просто себя не видят. И одна из моих задач как фотографа-портретиста - немножко приблизить человека к его истинному "я". То есть, показать ему, что он больше, чем служебное положение или роль в семье. Но немногие люди могут это принять.
- Наверное, люди хотят, прежде всего, быть красивыми?
- А что это значит: "быть красивыми"?
- Есть такое высказывание, что хороший фотограф-портретист - тот, чьи снимки максимально совпадают с тем, как человек видит себя в зеркале. И ничего другого не надо.
- Ну а если человек смотрит на себя в зеркало и думает: "Господи, какой урод! Как я себя ненавижу!"? Даже незавидная социальная роль бывает настолько привычной, что в ней человеку намного уютнее, чем перед самим собой. Тут речь не о красоте, а о широте сознания, о том, насколько человек вообще готов принять себя. Вся красота на самом деле от любви к себе. Никто не может сделать тебя красивым без тебя - точнее, будет временный эффект.
- Камилле Шокановой (первая казахстанская фотомодель с хроническим заболеванием - корр.), кажется, не очень понравилась ваша недавняя фотосессия с ней. У себя в фейсбуке она призналась, что не поняла результата, хотела сексуальные фото, а получила "странные".
- Это забавная ситуация. Фотографии на портале, для которого делалась съемка - в основном, обычная эротика. Ребята сами меня нашли, им нужен был фотограф в Астане, и я сразу предупредила, что в таком стиле я не снимаю: "Если вы готовы к эксперименту, то...". К тому же, девушка изначально шла на проект с таким посылом: да, у меня ДЦП, но я могу быть секси, могу быть привлекательной. Это не вызывает возражений, но это не тоже самое, что спокойное наслаждение собой. Это немножко вызов, а когда вызов - всегда перегиб. Так или иначе, это был опыт.
- А что, это была для вас первая эротическая съемка?
- Нет, у меня были гораздо более эротические съемки. Но для меня эротика - это не обнаженные части тела, а энергия, страсть. Это как раз то, что должно идти изнутри. В данном случае была не эротическая съемка, а скорее такая игра.
- А что насчет обнаженной натуры?
- Я люблю обнаженную натуру. Раздеться - это барьер. Раздеваясь, человек обнажает свои чувства, и это очень сильно влияет на его состояние. Получается такой хрупкий материал. Хочешь не хочешь, ты чувствуешь себя не таким защищенным и начинаешь раскрываться, и это очень сильно отражается на результате.
- Вы следили за скандалом вокруг выставки Стерджеса в Москве?
- Да, я посмотрела и даже попробовала возмутиться, но поняла, что это бессмысленно. Думаю, те люди, которые кричат, что это педофилия, тем самым подпитывают педофилию гораздо больше, чем если бы они ничего не говорили. Своим протестом они культивируют то, что порицают, потому что они отдают туда энергию. А сами фотографии очень тонкие. Да, возможно, в них есть какая-то эротика - вернее, чувственность. Это тело, а любое тело чувствует. И юное тело, которое только-только проклевывается, как росточек - оно тоже дышит, чувствует, это нельзя отрицать. Возьмем живопись: сколько в ней ангелочков, купидончиков и тому подобных образов. Это язык живописи, язык чувств, и ставить на все это черную метку педофилии - мне кажется, просто ужасно.
- Когда портрет вашей бабушки, которую вы сфотографировали полуобнаженной, оказался на выставке в Лувре, у нас в стране это фото приняли, поняли? Вас не осуждали?
- Когда эту новость выложили на Tengrinews, в комментариях кто-то пробовал возмущаться, но в большей степени люди повелись на то, что это Лувр.
- "Если уж Лувр, то значит, что-то в этом есть"?
- Да. К сожалению, так это все работает. С художественной стороны фотографию, в общем-то, не оценили.
- А что для вас значит эта фотография?
- Это жизнь, в которой я находилась в тот момент. Это портрет моей бабушки, которой уже 92 года, а тогда был 91. Хорошо, что у нее есть я и еще одна внучка. Две дочери вообще уехали из Казахстана, родственники все умерли. То есть, на этой фотографии человек, который остался наедине с собой. Печальный момент, но жизненный.
- Считается, что фотографов в какой-то момент стало слишком много. Вы не чувствуете себя на перенасыщенном рынке, в толпе?
- Я не могу чувствовать себя в толпе, потому что стараюсь себя не сравнивать. Я делаю то, что делаю, и так, как это делаю только я. Все творческие фотографы разные, как снежинки, как листики. Тут не может быть толпы. И людям от фотографа нужно разное: кому-то просто свадебная или семейная съемка, кто-то хочет пообщаться с собой через фотографию, а есть эстеты, которые ценят композицию, свет. Это разные уровни восприятия. Каждому свое, и всего достаточно.
- Вы ведь и сами преподаете в школе фотографии. В чем видите свою задачу как преподавателя?
- Наверное, просто делюсь опытом и стараюсь дать человеку проявиться самому.
- Есть ли в фотографии что-то такое, что вы никогда не будете делать?
- Даже не знаю. Порнушку никогда не буду снимать... А главное, не буду снимать то, что мне не интересно.
- Складывается впечатление, что вам все интересно.
- Если что-то идет ко мне, если судьба подкидывает варианты - я стараюсь, во всяком случае, присмотреться к ним, сделать выводы и, может быть, в чем-то расширить свое восприятие. Это такой постоянный процесс развития через опыт.
Влада Гук
