Как утверждают эксперты компании Alpari, первый энергопереход заключался в переходе промышленности от использования дров к использованию угля (это было в XIV-XV веках). Второй и третий энергопереходы (их иногда объединяют в один) заключались в переходе сначала от использования угля к использованию нефтепродуктов (XIX век), а потом от угля и нефти – к природному газу (вторая половина XX века). И в настоящее время мир переживает уже третий или четвертый по счету энергопереход – от использования ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии.
Энергопереходы всегда исторически несли риски, например, банкротств предприятий, которые вовремя не перейдут на более экономичные и современные источники энергии и не сократят затраты. Но, пожалуй, ни один предыдущий энергопереход не ставил целью вместо максимизации прибыли и сокращения издержек производства заботу об окружающей среде и устойчивое развитие экономики в целом и конкретных отраслей и предприятий в частности. А так как эта цель не может быть охарактеризована как полностью коммерческая, соответственно, и риски, связанные с нынешним энергопереходом, не являются полностью рыночными. Здесь в период современного энергоперехода очень велико влияние политики и общественных организаций на бизнес.
Например, как в случае с ExxonMobil, где экологи через суд добились расширенного представительства в совете директоров корпорации, обвинив ее в отсутствии продуманной стратегии устойчивого развития. То есть высока вероятность, что в период энергоперехода на предприятия будет влиять не только политика, но и то, что называется дешевым популизмом и пиаром. А значит, у многих предприятий, которые, по мнению экологов, являются недостаточно уделяющими внимание охране окружающей среды, есть риск роста затрат (как минимум – затрат на юридические процедуры, рекламу и PR) и снижения эффективности производства.
Также вероятно, что мы увидим (и это уже происходит) фактические перепрофилирования бизнеса, например, крупных нефтегазовых корпораций в энергокомпаний. И все это под воздействием не только снижения спроса на нефть и газ, но гораздо больше в зависимости от влияния политиков и экологов. При этом есть риск, что возобновляемые источники энергии еще довольно длительное время останутся несовершенными, и при неблагоприятных погодных условиях они не будут способны производить необходимое количество энергии, что вызовет рост цен на традиционные источники. Ярким примером является современный энергетический кризис в Европе, которая на словах декларировала отказ от ископаемого топлива, сегодня же, столкнувшись с ростом цен на газ, обвиняет Россию, что она ей поставляет недостаточно газа (а это и есть один из видов ископаемого топлива).
Пока рано говорить, что энергопереход и его негативные последствия выгодны Казахстану или иным поставщикам ископаемого топлива. Хотя поставщики традиционного топлива могут заработать на издержках энергоперехода, а потребители – застраховаться от неблагоприятных климатических изменений, с которыми возобновляемые источники энергии пока не могут справиться.
Например, Китай несколько лет назад очень активно переходил на "зеленую энергетику". Сегодня Китаю требуется больше угля, чтобы избежать массовых отключений электричества. Поэтому КНР увеличивает импорт угля из Казахстана, России, Монголии, Индонезии, то есть из тех стран, которые не спешили преждевременно отказываться от угольной промышленности. Экспорт казахстанского угля в Китай выгоден обеим странам, и несмотря на декларации о постепенном отказе от использования угольной генерации, принятой на недавнем климатическом саммите в Глазго, Казахстан и Китай будут поступать в соответствии со своими национальными интересами, а не так, как этого хотят США или другие страны "коллективного Запада", постепенно теряющие влияние в мире.
Отметим также, что США, требуя от других стран, отказаться от угольной генерации, сами от нее не отказываются, там до 40% электричества все еще вырабатывается на угольных электростанциях, при том, что в Казахстане доля угольной генерации в общем объеме генерации электричества составляет 60,2% и год от года сокращается. Для сравнения: еще в 2014 году на угольных электростанциях вырабатывалось более 70% электричества, генерируемого в Казахстане.
Доля электроэнергии, которая вырабатывается на солнечных и ветровых электростанциях, по данным АО Самрук-Энерго, составляла в 2020 году 1,9% от общей выработки электроэнергии в РК. Зато гидроресурсы, в том числе геотермальные ресурсы, в РК занимали всегда достаточно значительныю долю энергобаланса, а в 2020 году на них вырабатывалось почти 18% от совокупной генерации электричества в стране.
Структура выработки электроэнергии в Казахстане по источникам, 2020, %
Источник: АО Самрук-Энерго
Другое дело, что не все ГЭС, расположенные на евразийском пространстве в Европе, например, признаются экологически чистыми. В частности, некоторые европейские экологи к наносящим ущерб окружающей среде относят все крупнейшие ГЭС, построенные на территории бывшего СССР в советские времена. Казахстану, как крупному экспортеру металлов в Европу, предстоит непростая борьба за уменьшение углеродного налога на экспортеров.
Таким образом, о том, является ли энергопереход злом или благом, и конкретно для кого злом, а для кого благом, равно как и о каких-либо достигнутых результатах энергоперехода говорить рано. Казахстан пока еще в начале этого непростого, но потенциально выгодного пути.
