Галия Байжанова узнала, как молодому парню удалось дебютировать на одном из самых авторитетных кинофестивалей в мире, как получилось подписать контракт с крупнейшей дистрибьюторской компанией Wild Bunch. И за что его фильм наградили на фестивалях в Одессе (Гран-при Одесского международного кинофестиваля) и в Бухаресте (приз за лучший фильм). Не обошлось и без разговоров о политике и конъюнктуре.
– Нариман, в этом году Вас пригласили в престижную каннскую программу "Особый взгляд", после показа в "Дебюсси" Вы проснулись знаменитым?
– Не особо. В кинокругах Украины меня и до Канн знали – я участвовал со своими короткометражными фильмами в Берлине, так что обо мне и раньше говорили. Разве что со стороны прессы повысилось внимание. И потом, режиссеры – это же не актеры, не такие уж они и медийные люди, не всех их знают в лицо, поэтому никакой навалившейся популярности я не ощутил. Да я вообще только начал себя режиссером называть, до этого стеснялся.
– Пока смотрела вашу очень трогательную картину, все же не могла отделаться от мысли, что по форме она похожа на "Возвращение" Звягинцева – там тоже отец, два сына, лодка, вся эта пустынная красота…
– Это по форме, а по сути, она совсем о другом. И да, я не скрываю: "Возвращение" Звягинцева было для меня одним из референсов. Как и "Сын Саула" Немеша, как и "Древо жизни" Малика и другие картины. Этот фильм – моя дань большим учителям: и Звягинцеву, на фильмах которого выросло мое поколение, и Нури Бильге Джейлану, и Аббасу Киаростами.
– Удивительно, но даже актер, который играет у вас главную роль – Ахтем Сейтаблаев, похож на Константина Лавроненко из "Возвращения" Звягинцева. Не боялись, что их будут сравнивать?
– Нет. Я ведь не переснимал "Возвращение". И если есть какое-то внешнее сходство – это чистая случайность. К тому же вариантов по кастингу у меня было немного – крымско-татарских актеров мало, а подходящих по возрасту, типажу, плюс владеющих родным языком, еще меньше. Я даже смотрел непрофессиональных актеров на эту роль. Но даже их найти было сложно, ведь основная часть крымско-татарского населения живет в оккупированном Крыму, на материке татар мало. Посмотрев всех, мы пришли к этому очевидному варианту, и я рад, что у Ахтема оказалось достаточно актерского инструментария и таланта, чтобы реализовать все задуманное на самом высоком уровне. Я благодарен ему за то, что он сумел выделить немного времени для съемок в своем очень плотном графике. В Украине он очень большой и занятый человек.
– Я прочитала, что Ахтем, оказывается, не только актер и популярный телеведущий, но и режиссер, который тоже снимает крымско-татарские истории?
– Да, он снял картину "Хайтарма" о крымской татарской депортации в 1944 году, у него есть полнометражный фильм "Чужая молитва" о крымских татарах в немецкой оккупации. Насколько я знаю, сейчас он снимает ленту по классическому произведению украинского писателя Ивана Франко "Захар Беркут" о сопротивлении карпатских общин нашествию монголов. Это копродукция совместно с США. Он режиссер, который снимает большое историческое кино, о важных для нас страницах истории.
– Судя по вашим трем короткометражкам, которые показывали на Берлинале, и дебюту, который состоялся в Каннах, Вы тоже основную тему своего творчества сформулировали, ведь все Ваши фильмы о крымских татарах?
– Крымско-татарская тематика – это важный аспект моей жизни, но есть и другие темы, которые меня интересуют. Пока еще я не могу снять все, что хочу, для этого я пока еще недостаточно хороший ремесленник, который может взять любую неизвестную ему тему и сделать достойное кино. Для этого нужен большой профессиональный и жизненный опыт, у меня пока он не такой.
– А может, и необязательно снимать фильмы о вещах, в которых Вы очень хорошо разбираетесь?
– Безусловно, есть такие художники как, например, Сергей Лозница, который может посмотреть одни архивные материалы, затем вторые, а потом собрать кино и вытянуть из них вообще третий смысл. Это огромный уровень профессионализма. У меня такого не получается. Во всех крымско-татарских историях меня интересуют, в первую очередь, семейные отношения, ведь моя семья, мои родители – это очень важная часть моей жизни. Меня это все волнует, мне это интересно, и этим я могу поделиться. А снимать про Крым я начал до того, как это стало мейнстримом. А еще хотел бы обратить ваше внимание на то, что не снимаю фильмы о проблемах, я рассказываю истории, в которых есть конфликты, это другое.
– Извините, но можно спрошу: если бы Вы были не из Украины, как думаете, попали бы в "Особый взгляд" Каннского кинофестиваля?
– Я не знаю, чем руководствовались отборщики, пригласив нас, но если вы хотите спросить про конъюнктуру, то для большого фестиваля мало быть просто конъюнктурным. Если ты делаешь что-то ради хайпа, то обычно мало что получается. На самом деле об Украине на самом деле мало что знают, ну знают, что конфликт был с Россией, ну кто-то, может, слышал про Олега Сенцова, украинского режиссера, который сейчас сидит в российской тюрьме, но это капля в море. Мы с вами так примерно о Венесуэле знаем – слышали, что какие-то у них проблемы, но тонкостей не знаем. Так что на одной конъюнктуре не выедешь. Если я вдруг, не дай бог, сниму шлак, то, наверное, будет неважно, откуда я, из Украины или другой страны.
– Ваш фильм – это художественное произведение или гражданское высказывание тоже?
– В первую очередь художественное, но одно от другого отделить ведь невозможно. Естественно, это моя рефлексия на аннексию Крыма и на оккупацию Донбасса тоже. Но самое важное для меня в фильме не политический контекст, а понимание того, что это за люди – крымские татары, чем они живут и какие ценности для них, точнее, для нас важны. О нас, как я уже говорил, мало ведь кто знает, о нас стали говорить только после аннексии Крыма, и то только из-за войны.
– Тема Крыма до сих пор драматичная, болезненная. У Вас были проблемы, пока снимали?
– Пока Крым оккупирован, тема будет всегда острой. А проблемы… Со стороны кого? Украинских властей? Нет, государство, наоборот, поддерживает такого рода картины. Да и, как вы видели сами, у меня нет в фильме никакой особо пропаганды, в первую очередь это кино, потом уже все остальное.
– Ваша картина нам ментально близка, у нас даже языки похожи – ваше "евге" это то же самое, что наше "уйге" то есть "домой", а как в других странах ее воспринимали?
– На самом деле в моем фильме универсальная история, понятная всем, там и проблемы отцов и детей, и поиск национальной самоидентичности. Большинство зрителей воспринимают историю как разговор поколений, не особо вникая в контекст происходящего на экране, что вот есть Украина, есть оккупированный Крым, там живут крымские татары, они мусульмане и говорят на другом языке, чем остальные украинцы. Но передо мной не стояло задачи провести ликбез о том, что же происходит в Украине, и в частности в Крыму. Для меня важнее было рассказать об эмоциональной стороне этой истории, ведь кино, на мой взгляд, и создается для того, чтобы вызывать эмоции.
– У Вас в фильме очень много религиозного – молитвы, Коран, а сами в каких отношениях с религией?
– Я верующий человек, но не религиозный. И для меня мусульманская линия, которую вы видите в картине, скорее инструментарий для понимания происходящих в фильме событий. Если вы заметили, то молитвы читаются там не в строгом соответствии Корану, а так, как это обычно делают люди в жизни, для большинства ведь чтение молитв – это больше обряд, не все даже до конца понимают смысл сур. Это просто желание моих героев почтить таким образом память своего близкого.
– Вы ведь тоже когда-то потеряли брата…
– Да… Это всегда было и будет очень серьезным событием в моей жизни, которое повлияло на меня, и этот фильм я посвящаю своему брату и своей семье, которая всегда и во всем поддерживала меня.
– Второй Ваш актер, помимо Ахтема, – это Ваш двоюродный брат Ремзи. Легко ли было работать с родственником?
– Легко. Он ведь по связям прошел. (Смеется). Да он не особо хотел участвовать, а поскольку я уже с его отцом договорился, пришлось. Что касается разницы между двумя моими актерами, то для Ремзи это был не первый опыт, он уже снимался у меня в коротком метре. Он понимает процесс и не боится камеры, я ведь за своей семьей со второго курса с камерой бегаю. Он старался мне помочь и переживал, если вдруг ему казалось, что он недостаточно хорошо сделал дубль. Мне с ним повезло.
– Вам, похоже, очень повезло и с продюсером – Владимиром Яценко, как вы нашли друг друга?
– Да, повезло, Владимир – очень известный на Украине человек. Нас познакомила одна моя хорошая знакомая, сказав, что, наверное, мы с ним сможем найти общий язык. Она организовала встречу, я рассказал о своих идеях, показал материалы, и после некоторых переговоров мы стали снимать фильм вместе. Словом, ничего особенного не было.
– Тяжело ли дебютировать под чутким руководством продюсера?
– А разве дебютировать без продюсера можно? Если вы имеете в виду, насколько я был свободен в творческом смысле, то никто меня не ограничивал. Но, как режиссер, понимал, что бюджет и ресурсы у нас не бесконечные, поэтому сам не выходил за рамки. Мы старались оптимизировать производство, и в итоге уложились в относительно небольшой бюджет – 650 тысяч евро, из них 80 процентов были выделены Министерством культуры Украины. Я благодарен Владимиру за то, что он собрал хорошую команду – лучших из лучших, я ведь до него не имел опыта работы с большим группами. А когда ты работаешь в очень профессиональной команде, то все происходит намного легче.
– То есть никакого давления на Вас, как новичка, не оказывалось?
– Ни в коем случае. Я вообще такой человек, что мне не очень комфортно работать на совершенном сопротивлении. И если бы я это почувствовал, я бы не пошел в проект. У меня одна жизнь, и я не хочу тратить свои силы, чтобы кому-то доказать что-то. Мне интересно с теми, с кем мне по пути.
– Сколько времени у Вас ушло на производство фильма?
– Около трех лет. Два года я работал над сценарием, 1,5 месяца у нас был препродакшн, то есть подготовительный период, 18 дней длились съемки, а постпродакшн занял шесть-семь месяцев.
– Сложности были?
– Я бы предпочел называть это этапами, которые нам нужно было преодолеть, чтобы сделать то, что мы сделали.
– Ваш фильм понравился крупнейшей дистрибьюторской компании Wild Bunch, как началось сотрудничество с ними, не всякий режиссер до них добирается?
– Это заслуга как раз-таки моего продюсера Владимира – он вел переговоры с сэйлс-агентами, которые его интересовали. Он не стеснялся налаживать контакты с именитыми большими компаниями, ведь за спрос не бьют. В итоге в апреле, незадолго до Канн, мы подписали с ними контракт. Это первый украинский проект, с которым они начали работать.
– Вот еще что интересно, все героини в Вашем фильме так или иначе конфликтуют с семьей главных героев, и все они иноверки, межнациональный брак для сегодняшних крымских татар – это проблема?
– Думаю, да, она есть. Это связано с историей нашей нации. В 1944 году крымские татары были депортированы из Крыма и разбросаны по Средней Азии. У нас 50 лет не было возможности вернуться на родину, у Советского Союза вообще была такая задача – стереть нас с лица земли и ассимилировать с другими, сделать то ли узбеками, то ли казахами, то ли еще кем-то. Естественно, чтобы сохранить свою идентичность и культуру, наши предки были вынуждены следить за чистотой крови. Нас мало, сейчас в Крыму живет всего 300 тысяч татар. Что касается женских образов в фильме, то я их специально сделал другой национальности, там ведь неважно, украинка она, немка или русская, важно, что другая. Я поднимаю этот диксурс не чтобы оценить, хорошо ли это или плохо, а чтобы проартикулировать эту проблему и сказать, что она есть. Но такое у всех малых народов.
– Украинских режиссеров мы знаем не так много. Сергей Лозница, Мирослав Слабошпицкий, как они отнеслись к Вашему успеху? С ревностью или наоборот?
– Наоборот, нас и так мало, мы ведь только внедряемся в европейский кинопроцесс, и только последние лет семь лет об украинском кино стали говорить на больших киноплощадках, так что места всем хватит. Слабошпицкий сейчас выпал из нашего комьюнити, ведь он работает с американцами – у него будет проект с Брэдом Питтом, а Сергей Лозница меня лично поздравил, мы в Каннах даже пообедали вместе, пообщались. И мне это очень приятно, что человек с таким опытом и авторитетом в киномире смог уделить время мне, молодому режиссеру, только делающему свои первые шаги в этой сфере. Так что ревности никакой нет, только поддержка.
– Пока мы говорили, Вы ссылались то на одного киноклассика, то на другого, а есть среди Ваших авторитетов режиссеры помоложе, Вам ведь самому только 26?
– Просто кинематограф – такая вещь, которая должна пройти испытание временем. Что касается молодых, есть в Украине такой режиссер Филипп Сотниченко, он еще не дебютировал в полном метре, но он очень интересный автор, у которого я тоже учусь.
– О чем бы Вы хотели снимать фильмы в будущем? Какие темы Вам интересны?
– Я бы с удовольствием снимал романтические комедии, но с чувством юмора у меня не особо получается. Так что я даже не берусь. Но знаете, я не люблю праздно мечтать. Вот, к примеру, я хотел бы снять кино о космосе, но сомневаюсь, что сейчас смогу это сделать, так что зачем мне об этом думать? Я пытаюсь оценить свои силы и делаю, что могу сейчас. И если бы я пытался снимать что-то недосягаемое с самого начала, то я бы ничего не сделал до сих пор. Я делаю, что в моих силах.
– Как я поняла, Вы решили работать в авторском кино?
– Нет, жанровое кино тоже хочу попробовать, сейчас думаю снять историю в стиле неонуар. Мне кажется, смогу. А вообще, я не собираюсь быть апологетом независимого и ничего не отрицаю. В жизни возможно все.
– Какие у Вас есть профессиональные мечты?
– Даже и не знаю, я ничего не загадываю и специально не планирую. Я и свой полнометражный фильм не планировал снять в 25 лет, но просто так сложились обстоятельства, и я этому очень рад. А вообще, мне нравится фраза, в которой говорится, что, если хотите, чтобы мечта стала реальностью, откажитесь от нее как от мечты. Поэтому я ни о чем не мечтаю, я просто делаю свою работу и стараюсь это делать максимально хорошо. Я понимаю, что кино – это бизнес, который требует больших денег, и продюсеры рассматривают режиссера как инвестицию. И мне бы хотелось, чтобы те, кто поверил в меня, были вознаграждены. Я хочу стать человеком, в которого хотелось бы вкладывать деньги. А я бы делал то, что мне нравится.
Галия Байжанова
