– Сегодня молодые казахстанцы, занимающиеся творчеством, стали очень востребованы не только на родине, но и за границей. Это касается и музыкантов, и режиссеров, и операторов. Вы один из часто приглашаемых людей, кого зовут поработать в Россию, Европу, Америку. Откуда эта волна и чем Вы ее объясняете?
– Наверное, тем, что мы – казахи, казахстанцы, мы – бесстрашные, мы часто беремся за проекты, которые большинство не рискнуло бы взять. К примеру, когда известным московским операторам предлагают сложный клип, они долго думают, сомневаются, а потом, бывает, отказываются. Они не знают, может, получится, может – нет. А мы не боимся, берем самые амбициозные проекты, и у нас получается. Я не знаю, характер ли это, воспитание, гены или кровь наших смелых предков, но мы не боимся рисковать. Не так давно мы снимали на 16-миллиметровую пленку два клипа для молодого российского хип-хоп музыканта Антохи МС. Режиссером стал небезызвестный вам Айсулан Сеитов, чье имя сейчас гремит на весь СНГ, а оператором был я. Так вот, звонит мне Айсултан и спрашивает, снимал ли я на пленку? Я сказал, что снимал, так оно и было, но это было на 35-миллиметровую пленку, и давно. Я снимал одну из сцен одного из фильмов.
– Но при этом заверили, что можете снять?
– Да. Конечно, я немного подзабыл, как делать, пришлось вспоминать, но все получилось отлично. Помню, Айсултан переживал – все ли нормально будет? Это понятно, ответственность огромная. Ведь когда снимаешь на пленку, а она еще и очень дорогая, то результат можно увидеть только через неделю, когда весь материал отсканируют. И не дай Бог ты зажмешь диафрагму или неправильно ее выставишь – все может получиться темным или засвеченным, то есть легко мог бы получиться брак. Даже супруга меня ругала. "Зачем ты согласился на такой эксперимент? Как теперь я буду спать? А если придется переснимать?" – переживала она. Но, к счастью, материал получился идеальный. С Москвы звонили, хвалили, благодарили. Спрашивали, давно ли я на пленку снимаю? Представьте, а если бы я отказался от этого шанса? Какой оператор откажется снимать на пленку? Это же кайф! Настоящий, как я говорю, топчик. Там такая глубина появляется в кадре, совсем другой свет, цвета намного насыщеннее и красивее.
– Айсултан Сеитов, которого Вы упомянули, действительно сейчас один из самых молодых и очень успешных режиссеров клипов. А как давно Вы с ним работаете?
– Мы познакомились с ним несколько лет назад на съемках клипа Луины &Big Som, который снимали вместе c режиссером Медетом Шаяхметовым – еще, кстати, одно известное имя в этой области, а он нам помогал, ассистировал, чай даже приносил и не видел в этом ничего зазорного. Потом я, разглядев в нем зерно, бесплатно снял ему его первую курсовую работу, которую он затеял, еще будучи студентом американского киновуза. Она называлась "Шакал", длилась шесть минут и снята одним планом – все от нее были в восторге.
– То есть это было до клипа Скриптониту, который он снял?
– Да, и что в нем нравится, Айсултан не только очень одаренный человек, но еще и спокойный, хороший и воспитанный парень, который уважает старших, очень приятно с ним работать. И он такой же бесстрашный, как и все мы. Недавно он рискнул и снял клип для молодого, но стремительно набирающего популярность афроамериканского исполнителя 21 Savage, чьи песни сейчас в топе на iTunes. К сожалению, я не смог к нему присоединиться. И там, в Америке, откуда и пришла вся клиповая культура, все были ошарашены его работой, с ума по нему посходили – что там за парень Айсултан, откуда взялся?
– А Вы почему не присоединились к этому проекту?
– Я был занят съемками новой полнометражной художественной картины "Нартай", которую продюсирует Гульнара Сарсенова, продюсер фильмов "Айка" и "Тюльпан". Не знаю, насколько я могу рассказывать об этой истории, но скажу, что, когда прочел сценарий, у меня мурашки побежали. Давно такого у меня не было – я просто сразу же представил, какой красивой, удивительной и необычный может стать эта картина. Если кратко, то история возвращения домой молодого казаха, советского офицера Нартая, которого после развала СССР забыли в Германии вместе с его боевым оружием – советским танком. Сама эпоха, необычная для меня Восточная Германия, родной Казахстан конца 1990-х – все это мне показалось очень интересным.
– Вы только что приехали со съемок клипа в Америке, при этом уже давно снимаете полнометражные фильмы. Не скучно после большого кино опять снимать клипы? Или вы из-за денег соглашаетесь?
– Нет, абсолютно не из-за денег. Съемки клипов для меня как спортзал, они тонизируют, ведь, снимая их, у тебя всегда есть возможность экспериментировать, чего не всегда сделаешь в кино, ведь там нужно делать все осознанно, взвешенно, аккуратно, чтобы это было оправданно и соответствовало истории. А вот в клипах можно оторваться, попробовать что-то новое, благодаря им я всегда держу руку на пульсе, слежу за модой в операторском деле и трендами, за тем, какая аппаратура появляется на рынке. Элементарно, чтобы ее использовать в кино, надо ее сначала опробовать, и съемки клипов – идеальное место для экспериментов.
– Вы один из немногих операторов, кто работал почти со всеми нашими самыми кассовыми режиссерами: Аканом Сатаевым, Нуртасом Адамбаем, Аскаром Узабаевым, на проектах, которые продюсирует Нурлан Коянбаев. Как это удается и с кем из них удобнее всего работать?
– Со всеми удобно и интересно, ведь каждый режиссер – это отделенная вселенная, у каждого свой стиль, свое мышление и мировоззрение, где-то я у них учусь, где-то – они у меня. У нас с ними равный диалог – мы разговариваем, делимся мыслями, я предлагаю что-то свое, они – свое. Но я не просто предлагаю, я защищаю свои идеи, с чем-то они соглашаются, с чем-то – нет, в итоге мы приходим к общему знаменателю.
– А как с Аканом работалось, ведь на всех его проектах почти всегда работает один и тот же оператор – Хасан Кыдыралиев?
– Сначала я смущался, ведь Акан уже известный и состоявшийся режиссер, я его очень уважаю. А я только…
– А Вы только сняли около 1000 клипов и 22 полных метра…
– Ну, по идее да, но сначала все равно была робость, потом Акан сказал: все, мы с тобой в одной лодке, так что предлагай свои идеи, будем обсуждать, и в итоге работа над фильмом "Она" получилась очень, я считаю, плодотворной.
– Да, красивый фильм вышел, операторская работа там безупречна, а что интереснее снимать – комедию или драму, если говорить об этом с точки зрения операторского искусства?
– В нашей стране снимается много комедий, но мало кто знает, что оператору снимать комедию в разы сложнее: там все по цвету, свету и движению камеры должно быть легким, светлым, чтобы у зрителя создавалось приятное настроение. Поэтому и осветительного оборудования там обычно используется больше, что, естественно, дороже. В драмах другая сложность – нужно даже при минимуме света и мрачности кадра делать все так, чтобы это не выглядело как брак. Самая "вышка", то есть высший уровень профессионализма там, когда ты всего одним прибором высвечиваешь всю мизансцену – так я делал в "Таразе", "Лифте" Нуртаса Адамбая и в фильме "Жол" Аскара Узабаева. Бывало так, что некоторые кадры я выстраивал при помощи обычных бытовых ламп. В любом случае никогда нельзя экономить на операторе, ведь операторская работа – это самый действенный способ создать настроение фильму.
– В Казахстане Вы самый востребованный кинооператор. А в другие страны Вас звали поработать над большим кино?
– Звали, но я не доехал.
– Патриот?
– Патриот. Я понимаю, что там другой рынок, другие возможности, но мне и здесь хорошо. Бюджеты у нас небольшие, и если сравнить наши гонорары и их, то, конечно, у нас в разы меньше, но я не жалуюсь, я, слава богу, востребован, мне платят столько, сколько хочу. Я понимаю, что у нас рынок меньше, прибыль, соответственно, тоже. В Россию меня звали, но на киносериалы, и, хотя уровень их производства там весьма высок, некоторые из них сняты не хуже, чем наши фильмы, я отказался. Для меня это невыгодно. Это затягивает, а если учесть, что я всегда привык добиваться самого высокого результата – я такой человек, то и не вылезешь потом оттуда. Получается, чтобы добиться там успеха, мне нужно отдать туда как минимум год жизни, а я на это не готов. Что касается Европы и Америки, то да, возможно, я бы очень хорошо заработал, но там жизнь дорогая, я бы и больше тратил, не вариант.
– А что касается технологий, техники, мы сильно отстаем от Запада?
– Не думаю. Я для этого и езжу за границу и часто беру иностранные проекты, чтобы быть в курсе всех новинок. Когда приезжаю домой, то заказываю нашим студиям, занимающимся оборудованием, и они заказывают на наш рынок. Я бы сам покупал, но таких больших денег у меня нет. Себе я купил только редкие французские и европейские приборы, которые очень трудно достать, остальное мы берем в аренду. У нас довольно продвинутый в этом смысле рынок, мы же не Уганда.
– Вы же снимали в Уганде клип Иван Дорну, как это было?
– Это было жестоко. Работать в стране, где все более или менее важные объекты – от отелей и магазинов до заправок и кафе – охраняются автоматчиками, это, конечно, то еще ощущение. Когда потом мы снимали с Нурланом "Бизнес по-казахски" в Кении, где все намного расслабленнее, людей с оружием на улицах в разы меньше, я уже был очень спокоен, ведь что мне Кения после Уганды? В Уганду мы приехали на дней 10: сначала подготовка три-четыре дня, потом пять дней съемок, И первое время там было все в новинку. Наш отель охранял взвод спецназа, вечером иностранцам никуда нельзя выходить, а местные порой так между собой жестко говорили, что мы думали: ну все, мы попали, зря мы сюда приехали. Но они поворачивались к нам и говорили спокойным тоном, мы аж удивлялись. Поскольку аппаратуру было везти дорого, мы заказали ее там, и нам привезли ее из Кении, причем не ту, что заказывали, а немного другую, линзы были тоже не те, все кое-как работало, а на крайнем кадре техника просто вся выключилась, монитор потух и отказался работать дальше. Вот такое там состояние индустрии.
– Говорят, Вы должны были там кучу прививок сделать от особо опасных болезней?
– Да, при въезде в Африку, а особенно неблагополучную Уганду, у всех иностранцев должна быть прививочная книжка, мы сделали себе минимум, например от малярии, ведь там даже комары могут стать источником заражения.
– С Угандой все понятно, а есть, по-Вашему, места на планете, которые будто существуют для того, чтобы там снималось кино?
– Да, и это Калифорния. У них нет таких высоких гор, как у нас, поэтому, когда солнце выходит оно как будто плывет по горизонту, а не делает дугу в небе, как у нас, во всяком случае, создается такое ощущение. И такое солнце, как в Калифорнии, удобно для оператора, ведь любое время получается, режимное, а у нас солнечные лучи падают под углом, и при съемках, например, в обеденное время на лицах возникают жесткие тени.
– То есть Калифорния – это не случайное для кино место?
– Безусловно. Там еще ландшафты разнообразные и погодные условия любые: стоит отъехать подальше – уже зима, в другую сторону поедешь – уже пустыня. Горы, океан – все рядом. У нас, конечно, океана нет, но в Казахстане тоже очень удобно снимать. И в Алматы киностудия возникла тоже не только из-за эвакуированного в годы войны "Мосфильма". У нас же тоже и каньоны, и леса, и поля, и степи, и горы – фактура богатая. А что касается жесткого солнца в обеденное время, то мы, операторы, знаем, как его нейтрализовать.
– Раз уж мы заговорили о местах, как Вам кажется, насколько место рождения может определять творческую судьбу человека, его умение увидеть красоту?
– То есть Вы хотите спросить, как рождается оператор? Не знаю, насколько место рождения его определяет, я же вырос в алматинском общежитии, а там не было красоты – там была жизнь в духе фильмов Дэнни Бойла или картин про трущобы, помните же "Город Бога"? Там не было красоты, зато какая фактура! Малолетние бандиты и хулиганы, старшаки, как мы их назвали, и весь интернационал, сконцентрированный в одном месте: казахи, русские, таджики, узбеки, и все при этом говорили на казахском. Так что настоящая жизнь была, а красоты не было.
– Но оператор – это ведь художник. Вот пишут же про них искусствоведы: "…в его творчестве отразились краски родного…", предположим, Прованса.
– Краски в общежитии? Они есть! Там же экспрессионизм, кубизм, неореализм, реализм – это не холодный глянец, который мы видим выше проспекта Аль-фараби. Там такие мазки, экспрессия, там жизнь! Помню, маленьким любил смотреть через стекло, иногда из-за разводов на нем, получался интересный эффект.
– Но при этом Вы сами часто снимаете в стиле холодного глянца – и "Лифт" Адамбая, и "Она" Сатаева, и много что снято именно так.
– Изображение фильма зависит от самой истории. Мне показалось, что в этих авторских картинах оно уместно, это не по тому, что я предпочитаю именно этот стиль. Того требовала история.
– Интересно, что до Вас в Вашей семье не было творческих людей, как родителям удалось не задавить Ваши способности? Ведь художник, на которого Вы сначала учились, – это не самая приветствуемая родителями того времени профессия?
– Не знаю. Возможно, повлияло то, что я в детстве болел и меня чуть не потеряли в два года из-за разорвавшегося аппендицита, и поэтому мне разрешали быть сами собой. Помню, что отказался идти в первый класс, пока мне не купят маркеры, и мама мне их купила, а маркеры в то время? Да еще и в общежитии? Да, я был легендой! В школе кое-как учился, ставили тройки благодаря маме, зато рисовал всегда хорошо, так и стал художником. Возможно, мои родители не были людьми творческих профессий, но умение видеть, в том числе видеть красивое, ведь не обязательно в профессию выливается, возможно, их родители так свободно воспитывали, и они сумели так же воспитать нас с братом, который у меня тоже творческий человек. Он – режиссер.
– Мне кажется, у Вас много работы не только из-за профессиональных качеств, но и из-за характера. С Вами легко.
– Со стороны, наверное, виднее, но я соглашусь. Плюс я спортивно развитый с детства человек – это тоже немаловажно, я хорошо снимаю с рук, без штатива. В Европе, особенно во Франции и Бельгии, куда меня регулярно приглашают, это особенно любят. Так что, будущие операторы, имейте это в виду.
– Есть какой-нибудь совет людям, которые бы тоже хотели добиться таких высот в профессии?
– Не бойтесь ничего, если хотите делать – делайте, и наплевать на страх. Мне повезло, я рос в общаге, поэтому такое естественное для каждого человека чувство, как страх, у меня просто отсутствует. Недавно видел свой первый полный метр, картину "999" – это была такая наркоманская драма. И знаете, хоть это было много лет назад, не стыдно за сделанное. Хорошо, что не побоялся. И не разрешайте никому загонять себя в рамки, нарушайте правила – так больше творчества. Иногда думаю, что если бы не такое попустительское отношение к студентам в наших творческих вузах, то я бы, возможно, и не стал таким оператором, которым являюсь сейчас.
– Может, пойдете преподавать?
– Ни за что! У меня был опыт, хотел поступить в магистратуру в нашу Академию имени Жургенова, чтобы потом преподавать. И, несмотря на то, что по английскому набрал 100 баллов и по творческому конкурсу у меня тоже был максимум, я не поступил! Сказать, что я был в шоке – ничего не сказать. На операторское вместо меня взяли тогда какого-то певца! А ведь это очень глупо, я бы мог студентам дать знания, которые приобрел сам, вне стен академии, это же целое поколение могло бы вырасти. Но я не сдаюсь, буду делать для казахстанского кино то, что могу. Я специально для этого езжу за границу, чтобы у нас были специалисты не хуже.
Галия Байжанова
