Так, по мнению аналитиков, для стран Центральной Азии модельным антиэкстремистским законодательством было и остается российское. Несмотря на то, что за последние годы оно неоднократно подвергалось критике на международном уровне. Во всех четырех исследованных странах – России, Казахстане, Таджикистане и Кыргызстане – отсутствует жесткая привязка определения экстремистской деятельности к насилию.
"Характерным сходством определений является и то, что в них включены через запятую высказывания, которые можно определить как язык вражды, и действия и высказывания, угрожающие государственной безопасности. Таким образом, на понятийном уровне ксенофобные проявления, даже ненасильственные, приравниваются к антигосударственной деятельности. Вместе с тем есть в определениях и различия", – рассказала исследователь из России Мария Кравченко.
По ее словам, определения экстремизма в Кыргызстане и Таджикистане очень похожи и почти полностью повторяют российское определение в первоначальном, 2002 года, варианте. Так, к экстремизму в этих странах относятся "захват и присвоение властных полномочий", чрезвычайно туманно определенные "подрыв безопасности" государства, "унижение национального достоинства", а также создание незаконных вооруженных формирований. Из действующего российского определения эти пункты были изъяты. При этом в Казахстане, Кыргызской Республике и Таджикистане формально не относятся к экстремизму насильственные преступления против личности по мотиву ненависти. В то же время в определении экстремизма указано, что запрещенное "возбуждение розни" должно быть связано с насилием (в КР и РТ) или может быть с ним связано (в Казахстане).
В России сейчас ситуация обратная: такого уточнения о запрещаемом "возбуждении розни" в определении экстремизма нет, но зато к таковому относятся все насильственные преступления на почве ненависти. Казахстан стоит особняком, обладая уникальным определением, делящим экстремизм на политический (включающий социальную и сословную рознь), национальный и религиозный. Фактически Казахстан – единственное государство, в котором на формально-теоретическом уровне была предпринята попытка избежать смешения преследуемых посягательств на государственную безопасность и на этнорелигиозное равноправие граждан. В то же время в уголовно-правовой норме о "возбуждении розни" это разграничение не проведено. Кроме того, в казахстанском определении экстремизма, в отличие от киргизского и таджикистанского, указано, что "разжигание розни" необязательно связано с насилием. А вот нормы УК и КоАП не содержат указания на обязательность такой связи ни в одной из четырех стран.
В Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане к возбуждению ненависти приравнивается и такое деяние, как оскорбление "национальной чести и достоинства" или "унижение национального достоинства" (абстрактной категории, с трудом поддающейся юридическому толкованию), а в Казахстане – еще и "оскорбление религиозных чувств" граждан (такое понятие существует и в российском праве, но формально оно выведено за рамки законодательства о противодействии экстремизму). Во всех странах, кроме Кыргызской Республики, криминализовано возбуждение ненависти по признаку принадлежности к "социальной группе", а этот термин не имеет узкого определения. Подобные особенности законодательств вкупе с формальным подходом правоохранительных органов к правоприменению угрожают реализации прав граждан на выражение мнения.
Призывы к сепаратизму выделены в отдельные статьи УК только в России и Казахстане, в обеих странах масштаб преследований по ним невелик, однако привлекают к ответственности и за сепаратистские призывы, не связанные с насилием, что ограничивает мирную политическую дискуссию. В Таджикистане призывы к нарушению территориальной целостности включены в норму о призывах к изменению конституционного строя – но только призывы к насильственным действиям такого рода. Россия – единственная страна с масштабными административными преследованиями по "экстремистским" статьям о демонстрировании запрещенной символики и о распространении экстремистских материалов – однако только ранее запрещенных и включенных в опубликованный список.
В Кыргызской Республике преследуется в уголовном порядке даже само по себе хранение экстремистских материалов, при этом на практике речь может идти не только о материалах, признанных судом экстремистскими, но и о любых материалах запрещенных организаций. В Таджикистане предусмотрен механизм запрета экстремистских материалов, но нам неизвестно о существовании списка таковых, как и о применении специальных санкций за распространение таких материалов. Зато факт демонстрирования символики запрещенных организаций там может быть расценен как уголовно наказуемое деяние – например, оправдание экстремизма. Наконец, только в России существенную долю антиэкстремистского правоприменения составляют преследования распространителей этноксенофобной пропаганды, а также участников ксенофобных нападений и членов ультранационалистических группировок (многие такие группировки признаны экстремистскими). Хотя в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане противодействие этнической ксенофобии имеет региональную специфику (и в них, в частности, криминализовано возбуждение "родовой", "местнической" либо "межрегиональной" вражды), в целом оно занимает небольшую долю массива антиэкстремистского правоприменения. Преимущественно там речь идет о борьбе с теми или иными религиозными течениями, а также о преследовании политической оппозиции, деятельность которой понимается как направленная на нарушение общественного порядка и свержение власти. Именно религиозные и оппозиционные структуры в основном внесены в списки запрещенных организаций в этих странах наряду с ближневосточными и центральноазиатскими вооруженными исламистскими движениями и группировками.
При этом как в Казахстане, так и в Кыргызстане и Таджикистане часто смешиваются понятия экстремизма и терроризма. В последних двух республиках даже есть целый ряд организаций, которые признаны одновременно экстремистскими и террористическими. В России, обладающей развитым специальным антитеррористическим законодательством, в правовом поле понятия "экстремизм" и "терроризм" разграничены куда четче. Основания запрета организаций не всегда ясны.
Страны региона активно ограничивают свободу выражения мнения в Интернете под предлогом борьбы с экстремизмом. В России и Казахстане распространены, помимо блокировок по суду, внесудебные блокировки. Пределы усмотрения, которыми обладают органы прокуратуры в осуществлении этих блокировок, чрезвычайно широки. И, если в России хотя бы четко прописан порядок взаимодействия государства с хостером и владельцем сайта, в Казахстане расплывчатые формулировки способствуют произвольному правоприменению. Только в России подробно разработаны в законодательстве и широко применяются на практике дополнительные антиэкстремистские механизмы, такие как ограничения и наказания для СМИ (хотя формально они существуют не только в России), ограничения избирательного права и прочие, более мелкие. Очевидно, в Центрально-Азиатском регионе государство не нуждается в этих механизмах в силу большей роли внеправовых механизмов давления на инакомыслящих.
Подготовила Майра Медеубаева на основе обзора центра "Сова"
