Реформы главы государства должны перезапустить экономику, повысить доходы людей и сократить дистанцию между бедными и богатыми. Однако единого подхода в достижении этих целей пока не представлено. Собеседники inbusiness.kz – управляющий партнер Dasco Consulting Group Дармен Садвакасов (ДС) и партнер стратегической практики этой компании Тахир Аслялиев (ТА) убеждены: новый экономический курс Казахстана должен нацеливаться на создание качественных рабочих мест. По оценкам экспертов, реальная безработица в стране уже составляет 15,2%, или 1,4 млн человек. Дополнительно к этому числу можно прибавить 2,9 млн работающих бедных. Эти две категории неустроенных граждан – основа социального протеста и главная цель всех провокаций. Поэтому рынок труда лежит в основе новой экономической повестки.
– Сейчас на государственном уровне говорят о необходимости строительства новой экономической модели. А что не так, на ваш взгляд, с существующей моделью экономики?
ДС: Если в 2000-х был экономический бум, то каждую следующую пятилетку мы видели постепенное замедление реального роста экономики. В результате параллельно замедлялось реальное увеличение доходов населения. Это четкий сигнал, что экономическая модель Казахстана уже исчерпала прежние источники роста.
Эти источники хорошо известны и, в первую очередь, связаны с нашей сырьевой направленностью. Понятно, что добыча углеводородов и металлов – это основа казахстанской экономики и промышленности, новых инвестиций, экспортных поставок, валютной выручки, налоговых поступлений.
Но мало кто обращает внимание на такой показатель, как вклад в экономический рост. В то же время мы видим, что за последние 10 лет такой вклад на 62% был обеспечен сферой услуг, в том числе на 23% сферой торговли. Это сфера с низкой капиталоемкостью, где не требуются большие "входные" инвестиции, зачастую не нужны серьезные профессиональные навыки и к тому же мультипликативно не создается много рабочих мест. Производительность труда в сфере услуг находится на достаточно низком уровне, причем в Казахстане она не растет уже на протяжении десяти лет.
А производительность в любой нормально функционирующей экономике напрямую влияет на уровень оплаты труда и доходов.
– Именно эти перекосы связаны с тем, что в структуре доходов населения стала снижаться доля заработной платы?
ТА: Так и есть. За 10 лет доля заработной платы в структуре доходов снизилась с 70% до 60%. Это результат того, что основной рост рабочих мест у нас происходил в малопроизводительных отраслях, где сегодня занято до 40% всех работающих в стране.
В то же время за 10 лет в структуре доходов выросла доля так называемых социальных трансфертов, т. е. пенсий, пособий и других социальных выплат, объем которых зависит в основном от возможностей государственного бюджета.
Еще один фактор, более системный: сейчас в Казахстане наблюдается очень низкая доля оплаты труда в структуре ВВП, она составляет лишь 31%. То есть население зарабатывает мало. Не только в развитых странах, но и у наших соседей эти показатели существенно выше. В России примерно 46%, в Беларуси – 49%, в Германии – 55%.
Если мы разделим казахстанские отрасли условно на отрасли с высоким участием государства (образование, здравоохранение, госуправление) и бизнес-отрасли, то ситуация по ним отличается. У первых доля оплаты труда очень высокая, от 65% до 73%. Зарплаты здесь в значительной степени финансируются за счет госбюджета. Бюджетные и государственные работники, госслужащие в Казахстане сейчас оплачиваются максимально, опять же исходя из возможностей бюджета.
ДС: В бизнес-отраслях наблюдаются признаки так называемого "дикого капитализма", при котором добавленная стоимость уходит в качестве прибыли владельцам бизнеса, а не в качестве оплаты людям. Сюда мы относим финансовый сектор, добывающие отрасли, строительство, торговлю, транспорт и прочие.
Это де-факто показывает, что у нас не работают профсоюзы. В середине 1990-х годов, мешая быстрому проведению экономических реформ, они перестали эффективно защищать права работников, были разрушены. На сегодняшний день эффективно работающие профсоюзы – абсолютная необходимость. Они позволят сбалансировать интересы государства, бизнеса и работника.
Высокая маржинальность в бизнес-отраслях также отражает высокие риски, которые принимают на себя предприниматели в связи с возможными валютными колебаниями, угрозой рейдерства, и другие. Яркий пример такого реализовавшегося риска мы наблюдаем прямо сейчас – в результате конфликта между Россией и Украиной курс казахстанской валюты подвергся сильнейшему давлению.
– Если я правильно понимаю, названный вами "дикий капитализм" и создал небольшую прослойку людей, владеющих основным богатством страны, о которых говорил президент?
ДС: Распределение доходов действительно важный момент с точки зрения рынка труда. Мы изобразили диаграмму, характеризующую ситуацию в Казахстане за 2021 год, и она у нас получилась в виде двугорбого верблюда. Один "горб" – это наемные работники, получавшие в месяц около 42 500 тенге. Их было 470 тыс. человек. Но вокруг этого "горба" есть люди, получавшие еще меньше, и те, чьи доходы повыше – до 50–60 тыс. тенге в месяц.
Второй "горб" находится на другой части диаграммы. Это 345 тыс. казахстанцев, которые получают зарплату более 500 тыс. тенге. Конечно, между ними есть те, кто получают 110-120 тыс. тенге, 200-250 тыс. тенге, но их не так много.
По нашей оценке, довольно большая категория казахстанцев, которую мы называем "работающими бедными", попала в так называемую ловушку бедности. Они получают заработную плату до 120 тыс. тенге. Их доля может доходить до 47%. Это 2,9 млн занятых, большинство которых работают весь день, не имеют времени и средств улучшать навыки или получать дополнительное образование, соответственно, у них нет возможности увеличивать производительность и находить более оплачиваемую работу. Из ловушки бедности вырваться очень тяжело. И это та серьезная проблема, которую надо признать и решать сегодня.
Распределение доходов по типу "двугорбого верблюда" также показывает, что у нас практически нет среднего класса. А ведь это тот самый класс, который является драйвером ведущих экономик мира.
ТА: Часто между наличием среднего класса, развитостью МСБ и частного сектора ставят знак тождества, и это по-своему верно. Мы тоже видим большой, но пока не реализованный потенциал в создании рабочих мест частным сектором. В Казахстане доля занятых в МСБ – 40%, а по странам ОЭСР в среднем 60-65%. У нас на одном предприятии МСБ работает в среднем 3 человека, в ОЭСР – 5 человек.
Системная проблема Казахстана в том, что главным работодателем, создателем рабочих мест в экономике на сегодня является государство. И это серьезный перекос в сравнении с развитыми странами. За 10 лет доля государства в структуре занятости выросла с 23% до 32%. Если не принимать во внимание самозанятость, то доля государства среди наемных работников составляет уже 42%. Если на это наложить зависимость организаций частного сектора, которые получают заказы от госструктур, то доля государства среди наемных работников доходит до 60%.
То есть сегодня частный сектор и МСБ генерируют недостаточно новых и при этом качественных рабочих мест.
Дисбаланс на дисбалансе
– Бюро национальной статистики утверждает, что за последние годы уровень безработицы в Казахстане не превышает 5%. Если, по вашему мнению, бизнес создает мало рабочих мест, то считаете ли вы эту цифру реальной?
ДС: Официальная статистика в своих оценках опирается на методологию Международной организации труда. Она стандартная для всех стран, собирается примерно одинаковыми обследованиями, и результаты хороши для международных сопоставлений.
Но одно дело – статистическая картина, и другое – реальное положение на рынке труда. Согласно той методологии, которую мы применили в своих исследованиях, уровень безработицы в Казахстане не ниже 15,2%. Дело в том, что мы добавили к безработным еще две категории.
Первая – это прослойка от значительной в стране группы самозанятых, которую мы называем "вынужденными самозанятыми". Это люди, которые просто вынуждены находить себе хоть какую-то работу, по сути, "ради выживания", потому что для них в экономике нет рабочих мест. Чтобы как-то прожить, они "калымят", то есть берутся за временную малооплачиваемую работу – разгружать вагоны, толкать на рынках тачки. Сюда же относится часть ЛПХ-шников, которые, скажем честно, используют свое хозяйство для пропитания, при этом по возможности продавая или обменивая излишки своего урожая, чтобы иметь возможность получить какое-то другое продовольствие или оплатить базовые услуги.
Вторая прослойка существует среди наемных работников, которых мы назвали "искусственно занятыми", для них государство через меры поддержки искусственно создает рабочие места, которые, в общем-то, экономике не нужны. Чаще всего это временные и низко оплачиваемые рабочие места. Здесь же мы учитываем, что часто в качестве инструмента региональной политики, сдерживающего безработицу и социальные вызовы, используются национальные, государственные компании, содержащие "лишний штат" работников. В том числе из-за этого такие компании не могут работать с высокой маржинальностью.
Если объединить эти категории, то уровень безработицы в Казахстане составляет 15,2%. А это, на секундочку, 1,4 миллиона человек, для которых в экономике не созданы рабочие места. К своей оценке мы еще не стали включать кого-то из группы экономически неактивного населения, иначе уровень безработицы оказался бы еще выше.
Прибавьте сюда 2,9 млн "работающих бедных", получается, что рабочими местами нужно обеспечить уже 4,3 млн человек.
Эти оценки мы делаем не для хайпа, это реальное положение. Если мы признаем эти показатели, то должны очень быстро начать работу, чтобы перестраивать всю экономическую политику. Это значит, что миллионы рабочих мест нужны в Казахстане уже сейчас.
– Постоянно от руководителей компаний в разных секторах экономики мы слышим о необходимости повышать практические навыки и уровень образования, избавляться от недостатков профессиональных кадров. То есть гораздо чаще поднимается вопрос, что в стране кадровый голод, а не нехватка рабочих мест. Парадокс?
ТА: На первый взгляд, парадоксальная ситуация. Причина кроется в "дисбалансах квалификаций" – разрывом между спросом на рынке труда, то есть требованиями имеющихся рабочих мест к квалификации работников, и предложением, то есть уровнем квалификации этих самых имеющихся работников.
По нашей оценке, для 58% рабочих мест в экономике требуются кадры с профтехобразованием, в советских терминах – со средним специальным образованием. Но среди работников таковых только 44%, разрыв очевиден.
Не самое популярное мнение, но повсеместное расширение доступа к высшему образованию привело к переизбытку специалистов с высшим образованием. В текущих экономических реалиях для них, к сожалению, недостаточно подходящих рабочих мест. Есть еще проблема "дипломов вместо навыков", но качество высшего и профтехобразования требует отдельного обстоятельного обсуждения.
"Дисбаланс квалификаций" ведет к конкуренции на рынке труда. Кадры с высшим образованием "отбирают" рабочие места у специалистов с профтехобразованием. Этому способствуют сами работодатели, отдавая предпочтение диплому о высшем образовании. А затем возникает неудовлетворенность практическими навыками, хотя ими должны обладать не люди с высшим образованием, где упор идет на передачу профессиональных знаний, а кадры с профтехобразованием. Согласитесь, не каждый инженер гражданского строительства с высшим образованием сможет сразу выполнить работу арматурщика, каменщика или кровельщика.
– Можем ли мы говорить, что люди с высоким уровнем навыков или образования в Казахстане будут иметь более высокую зарплату?
ТА: В других странах это правило обычно работает. Но в Казахстане, к сожалению, это не совсем так. У минтруда был хороший доклад о рынке труда, где они прямо говорят, что образование в Казахстане не вознаграждается в должной мере.
В редких случаях кадры с высшим образованием, наоборот, зарабатывают меньше тех, кому формальное образование для работы не требуется. К примеру, официант в среднем у нас зарабатывает больше воспитателя, школьного учителя или врача. Разница в доходах врача и водителя автомобиля в Казахстане всего 31%, в то время как в Германии 172%, в Бразилии 174%, в США 261%.
Часть причин такой ситуации сегодня мы назвали. Это нехватка рабочих мест, дисбаланс квалификаций, ограниченность государственного бюджета, из которого, например, финансируется зарплата педагогов.
ДС: Мы сделали небольшое исследование, скомбинировав методологии Международной организации труда и Бюро трудовой статистики США, на основе которой выделили три уровня навыков, которые требуются на различных рабочих местах.
К рабочим местам, где достаточно низкого уровня навыков, мы отнесли те, где сама работа не требует применения каких-то конкретных знаний, наличия узкоспециализированных профессиональных навыков. По большей части здесь используется физический труд, не нужно особой квалификации. На рабочих местах со средним уровнем навыков упор необходим на практические навыки, где может потребоваться как физический, так и умственный труд в достаточно широких областях знаний.
На рабочих местах, где требуются высокие уровни навыков, нужны глубокие знания по широкому перечню различных узкоспециализированных областей знаний. Здесь мало используется какой-либо физический труд, это больше умственная деятельность человека. Чем больше требуется уровень навыков, тем большая и широкая специализация человека нужна, тем больше интеллектуальных усилий от него требуется, тем выше требования к его формальному уровню образования. В теории и уровень оплаты труда на таких рабочих местах должен быть выше.
По нашей оценке, в Казахстане только 30% рабочих мест требуют высокого уровня навыков. Это архитекторы, инженеры, врачи, ученые, консультанты, работники IT-сферы. 70% рабочих мест не требуют высокого уровня навыков. Необходимо, чтобы частный сектор начал создавать постоянные производительные качественные рабочие места.
В результате из тех работников, которые у нас заняты в экономике, 1,3 млн человек – это категория "оверквалифайд", "чрезмерно образованные". Эти люди формально слишком образованы для своих рабочих мест, но они вынуждены на них трудиться, потому что не могут найти работу по специальности. Люди с высшим образованием работают токарями, таксистами, продавцами и кондукторами.
Они полностью не реализуют знания и навыки, полученные в ходе обучения, и, кроме того, морально не удовлетворены сложившейся ситуацией. К тому же материально работа меньшего уровня сложности часто сопровождается меньшим доходом, что снижает отдачу от инвестиций в полученное образование.
Материальные последствия являются актуальными также для государства, что проявляется в излишних или неэффективных инвестициях в обучение отдельных групп студентов вузов и учащихся в колледжах.
– Вы несколько раз затронули тему ограниченности бюджета страны. Тогда насколько верна политика правительства по повышению заработной платы в госсекторе, ведь бюджет, как любят говорить в народе, "не резиновый"?
ДС: Как мы отметили, в "своих" отраслях государство сейчас выплачивает максимально высокие зарплаты, ориентируясь на бюджетные ограничения. Речь идет о бюджетных работниках, тех, кто трудится на госпредприятиях либо на госслужбе. Кроме того, мы видим, что правительство идет в сторону повышения минимальной зарплаты, и эту политику полностью поддерживаем. Это стимулирует повышение оплаты труда в частном секторе, хотя, конечно, есть риски роста "ухода в тень" работников и работодателей.
Но есть еще комплексные вопросы, которые связаны с доходами государства. Если посмотреть на долю социальных расходов в государственном бюджете, то она, на первый взгляд, может показаться высокой. По итогам 2021 года мы ее оцениваем в 56%.
Но если посмотреть на социальные расходы по отношению к ВВП, то они у нас даже сравнительно со странами ЕАЭС низкие. То есть у нас относительно маленькие доходы у самого государства. Ключевым компонентом в статье государственных доходов являются налоги. Да, у нас какие-то виды налогов ниже, чем в соседних странах, это создает благоприятные условия для инвестиционного климата. Но по факту это приводит к ограничениям в социальной политике.
Куда инвестировать бюджетные деньги
– Можно ли говорить о том, что со временем, если не будет качественных изменений в экономической политике, на рынке труда, ситуация станет только хуже?
ДС: Обозначим, что до последнего времени рынок труда в стране находился в тепличных условиях. На рынок труда ежегодно прибывало не так много молодежи из-за демографической ямы, которую мы пережили в 90-х. Но наш демографический прогноз до 2050 года показывает, что уже ожидается давление на рынок труда из-за роста рождаемости в начале 2000-х. В ближайшие годы число потенциальных работников возрастет, но число рабочих мест пока сильно не меняется. Если траектория развития останется прежней, то нехватка рабочих мест усугубится сильнее, безработица уже в ближайшем времени вырастет. Это может усилить социальную напряженность, будет негативно влиять на молодежь, которая выходит на рынок труда.
Помимо этого, усилится нагрузка на социальную инфраструктуру из-за дисбалансов в региональном развитии. Мы видим сильные региональные дисбалансы: сильный рост численности и приток рабочей силы в крупные города: столица, Алматы, Шымкент, а также в ряд южных регионов и Мангистаускую область. Только в Есильском районе столицы ежегодно прибавляется по 45 тыс. жителей.
И это тоже нужно учитывать при выработке экономической политики, решениях о локации создания рабочих мест, наращивании социальной инфраструктуры, вливании инвестиций в эту сферу. Нам надо понимать, где строить школы, поликлиники, больницы и роддомы. На этой основе государству нужно выработать региональную, объектную программу по капитальным затратам на социальную инфраструктуру. Понятно, что часть затрат на себя может взять бизнес.
Отток населения, включая молодежь, из северных регионов Казахстана создает свою проблематику отраслевого характера. Не будет хватать рабочей силы для отдельных отраслей в регионах, а старение людей в населенных пунктах превращает их в депрессивные.
Что касается аграрного сектора Казахстана, то здесь число работников за последние 10 лет сократилось вдвое и будет сокращаться дальше из-за трендов на урбанизацию, желания людей жить в городе.
Однако если и дальше будут продолжаться перетоки людей из сельского хозяйства в городские сферы торговли, перевозок, строительства и другие, как это происходит в последние годы, то столкнемся с умиранием сел и еще более возрастающими проблемами в городах, в том числе маргинализацией существенной части городского населения.
По нашим оценкам, при переезде обычной сельской семьи в город для того, чтобы остаться примерно на том же уровне качества жизни, нужен дополнительный доход в размере 800 тыс тенге в год. Вероятность нарастить доход на эту сумму, как понимаете, не 100%.
– При создании качественных рабочих мест в Казахстане на какие отрасли экономики необходимо делать упор?
ТА: Базово, если рассуждать в терминах "Капитала", мы убеждены, что товарный рынок является базисом, а сфера услуг – надстройка.
Одно новое рабочее место в сфере производства товаров генерирует создание от четырех до десяти рабочих мест в смежных отраслях, а также у поставщиков за счет высокого мультипликатора занятости. Например, завод по производству удобрений на 100 рабочих мест сгенерирует 500 рабочих мест в отраслях, которые являются поставщиками товаров и услуг: обеспечение сырьем, обеспечение инженерной инфраструктуры, строительство, поставка и перевозка оборудования, услуги пусконаладки и другие.
Помимо этого, благодаря новому заводу удобрений будут созданы рабочие места в обслуживающих и смежных отраслях – страховании, финансовых услугах, консалтинге, ремонте, рекламе, сбыте и прочих. В этих сферах возникнет еще 220 рабочих мест. Итого будет создано больше 800 рабочих мест, причем их большая часть в надстройке, то есть в сфере услуг.
Для сравнения, 100 новых рабочих мест в сфере торговли, например крупном супермаркете, создаст всего 31 рабочее место у поставщиков и 41 рабочее место в смежных отраслях. Итого 172 рабочих места. Мультипликатор рабочих мест в этой сфере – один из самых низких.
ДС: Серьезной альтернативы индустриализации нет. О необходимости развития индустриального сектора, обрабатывающей промышленности, диверсификации экономики много говорится с 1990-х годов. Некоторых успехов в стране удалось достичь, но назвать индустриализацию новым драйвером экономики Казахстана никак нельзя.
Почему не получилось? Одна из ключевых причин объясняется несогласованностью государственных политик – в области привлечения инвестиций, бюджетных расходов, образования, развития местного содержания, политики в области торговой открытости или закрытости страны, науки. Мы видим эту несогласованность в деталях и выработали комплексное видение, как настроить управление индустриализацией в рамках новой экономической политики, но это опять же предмет отдельного обсуждения.
В обрабатывающей промышленности большое значение имеют нефтепереработка, черная металлургия, а также производство автомобилей, стальных изделий, базовой химии, кормов, пластика и резины, молочной продукции, удобрений, фармацевтических товаров. Это те отрасли, которые обладают максимальным мультипликатором занятости.
В дополнение, создание рабочих мест долгосрочно надо все же направить на две отрасли из сферы услуг, которые в мире принято называть "экономикой знаний": деловые услуги и креативная экономика. В этих сегментах высока доля интеллектуального труда.
Деловые услуги – это инженерные, консалтинговые, юридические, бухгалтерские, финансовые услуги, в которых наличие знаний имеет первоочередное значение. Под креативной экономикой подразумевается создание различного контента – кино, музыка, анимация, реклама, IT-сфера. Нам нужно ориентировать эти категории услуг на экспортные рынки.
Конечно, большая часть сказанного относится скорее к временному горизонту, выполнимому в перспективе десяти лет. Если же вернуться к текущему моменту на фоне внутренних социальных вызовов, внешнеполитической обстановки, нестабильности валютного курса, то можем озвучить минимум две действенные краткосрочные меры, как говорится, больше для "тушения пожара".
Одна из них – это временное наращивание пока временной занятости за счет расширения проектов строительства и модернизации объектов инфраструктуры. Сначала, конечно, нужно определиться с объектами – это могут быть новые ирригационные устройства в сельской местности, изношенные городские коммунальные сети, железные дороги, автодороги всех значений, дамбы, плотины и прочие. Это позволит создать новую инфраструктуру, улучшить состояние фондов, которые больше чем наполовину изношены в водоснабжении, теплоснабжении, железнодорожных путях, электрических сетях. Там, где требуются относительно квалифицированные работники, могут быть задействованы часть рабочих, демобилизованных после завершения Проекта будущего расширения на Тенгизе.
Вторая мера имеет целью обеспечить людей работой на селе. Надо дать людям доступ к земле, к работе на земле. Площадь земель, пригодных для сельского хозяйства, составляет 202 млн га, из них распределены в частную собственность или аренду 109 млн га, земли запаса – 94 млн га.
Первым шагом распределить сельчанам земли запаса. Это обеспечит их работой, простимулирует пребывание в селах, освоение неиспользуемых территорий, даст свой вклад в обеспечение продовольственной безопасности.
На следующем шаге необходимо провести работу по частичному возврату из 107 млн га земель, арендуемых и не используемых крупными землепользователями. Эта земля, как правило, по качеству лучше земель запаса. Но процесс займет больше времени, поскольку потребует целого ряда мероприятий – функционирования открытого кадастра, космического мониторинга, интеграцию информационных систем, введение бинарного аграрного налога на неиспользуемые гектары, реализацию правовых мер по процедурам возврата.
Также в долгосрочную необходимо стимулировать совмещение сезонного растениеводства и круглогодичного животноводства, а также кооперацию в основном в южных регионах страны, где наблюдается существенный дефицит земли.
В целом важно еще раз подчеркнуть, что реальный рост доходов населения обеспечивается не раздачей материальной помощи, а качественными рабочими местами на предприятиях с высоким уровнем дохода и по возможности ориентированных на экспортные рынки.
Беседовала Ольга Ушакова
