Буквально на днях в столичном Театре имени Горького состоялась премьера спектакля по роману Льва Толстого "Анна Каренина". Режиссером-постановщиком по приглашению театра стал литовский режиссер. В его версии многое не совсем как в романе: Анна - худая блондинка, да и поезд не прибывает. Более вдумчивой и уважительной интерпретации классики зритель не видел давно. Одним словом, получился: "Драматический монтаж несостоявшейся любви и состоявшейся ненависти".
Литовский режиссер признается, что если бы не предложение ГАРТД имени Горького, ему бы и в голову не пришло браться за эту историю.
"Буду откровенен: в Литве или Европе я больше занимаюсь современным материалом или создаю его. Классикой я занимаюсь редко. Когда поступило предложение от астанинского театра поставить "Анну Каренину", первая моя реакция была: "Никогда!" (на самом деле здесь более энергичное выражение - корр.). Этот роман очень хорош как литература, но страшно не поддается театру. Он идет против всей театральной природы, чего нельзя сказать, допустим, о Достоевском, - делится с abctv.kz Агнюс Янкявичюс. - Но потом я пару дней подумал и принял такую точку зрения: я бы сам никогда в жизни не стал ставить "Анну Каренину". А может, это что-то значит? Я приму это как вызов, начну углубляться в этот роман. До сих пор Толстой был мне интересен как эссеист, как критик государства, религии, церкви. Я не очень увлекался его художественной деятельностью, я больше увлекался им как гражданином, которому не все равно. Но нельзя сказать, что я принял этот вызов просто технически. Невозможно что-то сделать, не найдя с материалом точку соприкосновения".
Точкой соприкосновения оказалась ненависть. По мнению режиссера, люди хотят любить, но в итоге любовь превращается в ненависть, и это происходит ежедневно. Причина, отмечает он, в эго, в человеческом "я".
"Люди слишком мало слушают друг друга и слишком много слушают себя. Это становится смертью и мукой для каждого", - добавляет он.
Ненависть, любовь, страсть, смерть и мука - эти сигнальные огни делают "Анну Каренину" Янкявичюса историей махрово театральной. Объемистый роман мастерски переработан для сцены. Режиссер высветил все, что посчитал важным, и убрал лишнее. Так, в спектакле нет линии Китти и Левина - забытая возлюбленная Вронского только мимоходом упоминается. Режиссер отмечает: в спектакле все вертится вокруг личностей любовного треугольника Каренин – Анна – Вронский.
Роль Анны на сцене столичного драматического театра сыграла прима - Светлана Фортуна. Тонкая, нервная, интеллектуальная актриса, она совершенно не похожа на книжный образ Карениной, чего режиссер как раз и хотел. Действие начинается, когда роман Анны и Вронского уже завязался и даже сделался сплетней. "Я как голодный человек, которому дали поесть", - говорит Анна. Но на самом деле она олицетворяет собой голод по любви, который ничем не утолить и который будет только расти вплоть до ужасного финала.
Вронский в исполнении Максима Ященко - напротив, вполне книжный: молодой, красивый, по-офицерски честный. Он мужественно продолжает игру, в которую ввязался, хотя совершенно к ней не приспособлен. Как бы они с Анной ни противились этой очевидности, для Анны Вронский - более чужой, чем Каренин.
Каренин, которого сыграл Роман Чехонадский, в этом спектакле человек, а не "министерская машина". "Старый и грозный муж" мучается Анной так, как не умеет Вронский с его молодой офицерской витальностью, и сгорает от ревности до углей.
Вся эта игра убийственных страстей очень напоминает оперу или комедию масок, трагически переосмысленную. Это впечатление поддерживается костюмами Алмы Сырбаевой: Анна – в красном, Вронский – в белом, а Каренин –- в черном. Стива и Долли Облонские (Александр Корженко и Оксана Бойко) как приземленные персонажи, оттеняющие главных героев, – в песочной гамме. Сценография Каната Максутова тоже условна: в декорациях угадывается обстановка богатого дома с композиционным центром в виде супружеской кровати, застеленной черным. Но главные эффекты создаются светом и мраком. Иногда драма разыгрывается будто бы в немом кино. На сцене имеется экран, куда проецируются разные картинки, иллюстрирующие то, что у героев на уме или на сердце: то лица детей Анны, то нахмуренный лик Христа со старой иконы, то неумолимо приближающийся поезд. К тому же есть на сцене и рояль, а за ним – таперша (Ульяна Штильман), больше похожая на барышню, музицирующую в гостиной.
Когда спектакль только начинается, первое, что видит зритель, - задник с нарисованной табличкой "Анна Каренина" и огромной замочной скважиной. Явный намек на то, что дальше публика увидит то, что для ее глаз не предназначено. Драма из частной жизни, "тайна мужчины и женщины в темноте", должна остаться за закрытыми дверями, но где уж там. В круг действующих лиц введены "сплетники" - они же "истинные христине" из кружка княгини Лидии - Сергей Маштаков и Санжар Рахимов, гротескная парочка, сладострастно выворачивающая "грязное белье" героев. Они шипят в адрес Анны Карениной, бросаясь нелестными словами. У Толстого этого, кажется, не было.
Агнюс Янкявичюс – ученик прославленного Йонаса Вайткуса, поставившего когда-то в Театре имени Горького "Язычников" Анны Яблонской. Забавно, что именно с этого спектакля началась история использования ненормативной лексики на сцене ГАРТД. Но если в случае "Язычников" на этом построена вся пьеса, то в "Анне Карениной" энергичные выражения становятся для зрителей полной неожиданностью. Но консервативная публика может утешиться тем, что Толстой тоже не чурался ненормативной лексики, чему есть исторические свидетельства. Например, Максим Горький, впервые встретившись со Львом Николаевичем, был даже обижен его сквернословием, однако впоследствии "понял, что он употреблял "отреченные" слова только потому, что находил их более точными и меткими".
Словом, это спектакль для взрослых: на афише гриф "16+". Хотя если и стоит оберегать юных зрителей, то точно не от "отреченных слов", а от концентрации горечи и отчаяния. "Почему мир такое чудовище?" - спрашивает Анна Каренина. И тут есть соблазн понять слово "мир" как "общество", которое вечно лезет не в свое дело, коверкая и опошляя чувства.
"Я ненавижу массы, потому что они не думают, они способны только исполнять. Я ненавижу всякие мероприятия, которые сопровождаются скоплением людей, потому что это сразу бред, это темнота. Масса с хорошим предводителем может уничтожить личность. Но Анну Каренину уничтожило не общество, общество только подлило бензина", - говорит режиссер.
Хотя в спектакле есть явные стилистические прорывы в современность, Агнюс Янкявичюс настаивает на том, что ставил свою "Анну Каренину" не про сегодняшний день - что по нынешним временам можно считать дерзким новаторством.
"Я часто сталкивался с таким высказыванием: "Вы, мол, так увидели историю Анны Карениной…" Сразу говорю: это не я увидел! Я как человек перед историей слишком мелок. Я интересуюсь самим Толстым, историей и ее контекстом. Я все это беру и преломляю через свою художественную призму, вот и все", - объясняет он.
Трагедию Карениной режиссер понимает исключительно в социал-демократическом ключе.
"Здесь нужно говорить об аристократии тех времен. Я интересовался этим явлением и не удивляюсь тому, что в 1917 году произошла Октябрьская революция. Почему так легко сняли всю эту верхушку? Потому что аристократы Российской империи потеряли человеческие связи между собой. Вот пример: до 1895 года в Российской империи был закон о браке, который провозглашал брак предприятием двух семейств. Только с 1895 года появился новый закон, в котором говорилось, что брак - это дело двух личностей. До тех пор молодые люди не имели никакого отношения к своему браку: их продавали. В романе Толстого Каренин взял Анну в жены потому, что ее родители подстроили так: он уже не мог отказаться. А когда у аристократов рождались дети, их сразу отдавали нянькам, кормилицам. Каренин приходит к своему сыну на один час в день, чтобы проверять, как тот учится. В чем разница между учителем и отцом? Они называются по-разному, но делают одно и то же. Отцовская и материнская любовь у аристократов исчезают, заменяются формализмом, этикетом. В итоге из поколения в поколение получаются люди без прошлого, без любви, без будущего, которые не знают настоящего отца, настоящей матери. Вот поэтому крестьяне в 1917 году и взяли верх: они жили в избах, нюхали пот друг друга, знали, что такое выживание. Если тебя не учат, как быть с мужчиной или с женщиной, и все знания ты черпаешь только из романов, то у тебя нет закалки, нет опыта. Но чувств-то никто не отнимает! Внутри они есть, но ты не умеешь их выразить, и чувства искривляются. Это порок времени. Вот об этом - "Анна Каренина", - дополняет он.
Может быть, потому, что коллизия "Анны Карениной" остается вечной, поезд в этом спектакле так и не сыграет своей роковой роли. Анна не умирает, а переходит на другой план бытия, а мужчины волочатся за нею. Как будто сбывается сон Анны (из романа), в котором она видит, что и Вронский, и Каренин стали ее мужьями.
Современна ли в таком случае постановка? Безусловно! Режиссер отмечает: такие истории могут нас чему-то научить.
Влада Гук
