– Господин Ивахненко, о последнем падении цен на нефть сегодня говорит разве что не ленивый. Одни пророчат дальнейшее падение мировых цен, другие – наоборот. Как Вы думаете, вернется ли цена на нефть на прежний уровень, в $60 за баррель?
– В ближайшее время мы станем свидетелями активных биржевых спекуляций, когда цена на нефть будет то падать, то отыгрывать падение. Тем не менее этот период не будет слишком длительным, поскольку спрос на нефть снизился, но остается значительным. Тогда как снижается и предложение от Ирана и Ливии.
А президент США Дональд Трамп заявил, что намерен заполнить хранилища нефтью до краев. Индия намерена увеличить закупки нефти. Это все вместе поддержит спрос на нефть.
И хотя в Китае – крупнейшем потребителе нефти – спрос снизился, в Европе замедляется, но в Южной Азии положение не так драматично. Таким образом, глобальный рынок слишком велик для отказа от нефти, чтобы "похоронить" отрасль или даже сократить потребление на десятки процентов. Но для возвращения цены к $60 потребуется больше времени, чем нынешний год.
– Сегодня также актуальна тема коронавируса, и мы не можем говорить о влиянии пандемии на отрасль. Можете ли Вы дать свое видение влияния этого фактора на Казахстан?
– Конечно, влияет. Вы видите сами, города и страны закрываются для перемещения людей. Там, где возможно, сотрудники переводятся на удаленную работу и не ездят в офис, не покупают бензин.
Но это имеет больше психоэмоциональные последствия, потому что объемы грузовых перевозок сокращены в гораздо меньшей степени. А объем товаропотоков всегда был значительнее пассажиропотоков.
В то же время многие эксперты считают, что коронавирус – это своего рода "повод" для снижения объема мировой экономики, который был искусственно раздут большими долларовыми интервенциями после 2008 года.
И вот развитые индустриальные страны приносят "в жертву" экономики сырьевых государств. У этой версии много аргументов, и, конечно, она весьма тревожна и для России, и для Казахстана. Но не надо забывать, что крупные нефтяные компании – BP, ExxonMobil, Shell тоже "родом" из индустриальных стран, и они отстаивают свои интересы, а значит, и нефтяной отрасли в целом.
– Министр энергетики Казахстана Нурлан Ногаев неделю назад заявил журналистам, что себестоимость нефти на Кашагане – $10 за баррель, на других – $20, на старых месторождениях – $50 и $65. При таком разбросе уровней себестоимости стоит ли казахстанской нефтянке беспокоиться из-за падения мировых цен до $30 за баррель или даже до $20 за баррель?
– Все зависит от того, кто основные работодатели для казахстанцев и налогоплательщики в бюджет Казахстана – компании, у которых себестоимость добычи $10 или $65. Но и тут есть свои нюансы. Например, у "Эмбамунайгаза" затраты в тенге составляют 92% в общей структуре расходов. А в доходах почти столько же приходится на долю долларов. Курсовая разница делает "Эмбу" весьма высокодоходным предприятием даже при низких ценах на нефть.
– Бюджет Казахстана все еще зависит от поступлений продажи нефти, хотя власти не раз заявляли о создании предприятий более высокого передела, чтобы перестать зависеть от продажи сырья. Речь идет о создании собственной нефтехимии, о которой говорят вот уже много лет. Сегодня в качестве создания защитных мер в рамках борьбы с коронавирусом правительство выделяет 300 миллиардов тенге в регионы для создания новых рабочих мест. Не опоздал ли Казахстан с этими планами при нынешнем мировом кризисе, который пророчат некоторые эксперты?
– В данном случае вопрос стоит не так: "Опоздал или нет?", а так: "Какие еще варианты есть у Казахстана при движении от сырьевой экономики?" Добыча нефти, производство энергии – это сильная сторона Казахстана, поэтому надо развиваться, используя свои сильные стороны, а не создавать мифы.
Нефтегазохимия – реальный бизнес, нефтесервис – тоже, и поэтому в Казахстане сервисные предприятия активно развиваются. Цифровые технологии тоже, например, включают в себя такую компоненту, как "цифровое месторождение нефти".
Сама добыча нефти стала весьма инновационным процессом. Словом, любые несырьевые бизнесы, связанные с ТЭК, имеют в Казахстане больше шансов на успех, нежели не связанные. Но надо учитывать рыночные реалии: ЕС отказался от использования пластика в качестве упаковки. Поэтому перспективный рынок для казахстанской нефтехимии – страны Азиатско-Тихоокеанского региона, Юго-Восточной Азии, Южной Азии.
– Ранее представители минэнерго Казахстана говорили о том, что намерены пересмотреть сумму компенсации от "Карачаганак Петролеум Оперейтинг" в сторону увеличения. Насколько такие разборки с инвесторами актуальны в нынешних условиях?
– Это не каприз правительства. Составлялись программы, расписывались статьи расходов госбюджета при высоких ценах на нефть. Например, активно шел процесс репатриации казахов, поддерживалась демографическая политика. В том же Мангистау, например, сейчас обсуждается вопрос о введении трехсменного обучения в школе – настолько много учеников. Люди родились, выросли, переехали, население увеличилось, а нефтяные цены упали.
Поэтому правительство и пытается получить с инвесторов "дважды". Тем более что акционеры Карачаганака окупили свои инвестиции в 2007 году. У правительства вынужденная, но все же неправильная политика. Инвесторы на Карачаганаке могут в ответ заморозить новые инвестиции, просто будут "подбуривать" дополнительные скважины, чтобы поддерживать уровень добычи. Но специфика эксплуатации этого месторождения такова, что полноценная разработка требует нового этапа значительных инвестиций.
– Давайте поговорим о еще одном факторе, который также волнует всех. Текущая неделя после заявления Нацбанка Казахстана началась с резкого удорожания доллара по отношению к тенге. Курс вырос с 395 тенге до 440 за доллар. Как это отразится на нефтегазовом секторе страны, на Ваш взгляд?
– Девальвация тенге идет на пользу предприятиям-экспортерам. Они составляют основу нефтегазового комплекса, поэтому он в выигрыше.
– Но мы наблюдаем сокращение потребления углеводородов со стороны Китая. Как скажется на производстве нефти и газа в Казахстане, если республика не собирается сокращать достигнутые уровни нефтедобычи?
– Я слышал, что Китай прекратил импорт и трубопроводного газа, и СПГ (сжиженного природного газа). Российский газопровод "Сила Сибири" уже встал "на ремонт". Думаю, что и для Азиатского газопровода через Центральную Азию в Китай исключения тоже не будет. Если Казахстану не удастся уговорить "Газпром" увеличить закупки казахского газа, то его производство придется сокращать. Что же касается нефти, то Казахстан отправляет в Китай чуть более одного миллиона тонн в год, поэтому китайское снижение спроса в этом секторе для РК имеет малое значение.
– По словам министра энергетики Нурлана Ногаева, в Казахстане около 260 проектов с Китаем в нефтегазовом секторе, и в этих нефтегазовых компаниях работают 800 граждан Китая. Из них 350 не могут въехать в Казахстан по причине коронавируса. Поднимается вопрос о замене их на местные кадры. Сможете прокомментировать?
– Казахстанские работники столь же квалифицированы, как и китайские. А те, что прошли советскую школу производства, еще и более. Возможно, это тот случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло. Казахские работники докажут свой профессионализм, и китайским компаниям будет уже труднее настаивать на прерогативе своего персонала.
– Можно ли узнать Ваше мнение, как эксперта по Каспийскому региону, о развитии ситуации в нефтегазовом секторе других стран Прикаспия? Например, соседнего Азербайджана, Ирана?
– Иран находится в особенно тяжелом положении. Традиционный покупатель – Китай сократил импорт иранской нефти, Турция почти не покупает газ. Антииранские санкции США не дают этой стране закупать лекарства. Тегеран даже обратился за медицинской помощью к России. В Азербайджане положение лучше, поскольку страну не угнетают санкции, она находится недалеко от рынков сбыта и открытых морей, имеет развитую нефтетранспортную инфраструктуру. Государственная компания SOCAR активно вкладывалась в проекты переработки и сейчас экспортирует нефть, нефтепродукты, метанол. Газ не приносит Азербайджану больших валютных доходов, из-за того что добыча на Шах-Денизе слишком дорога, а строительство "Южного газового коридора" потребовало очень много средств.
– Очень интересно узнать Ваше мнение по ситуации в нефтегазовом секторе Туркменистана, который давно уже решил вопрос с созданием своей нефтехимии, построив газохимические комплексы на своей территории?
– В этой стране положение двойственное. С одной стороны, нефтегазохимическая продукция экспортируется, а также продается местному малому и среднему бизнесу. С другой стороны, объемы этих продаж меньше, чем проектная мощность предприятий. Туркменам вредят ограничения европейского рынка. Кроме того, Ашхабад сейчас озабочен сбытом своего газового бензина, а это свидетельствует о том, что на рынке горючего в Центральной Азии и Афганистане становится тесно.
– Как ситуация в нефтегазовом секторе России может сказаться на Казахстан?
– Не думаю, что российские вертикально интегрированные нефтедобывающие компании станут продавать свою нефть по демпинговым ценам, перехватывая клиентов у казахских поставщиков. Рубль и тенге девальвируются в одном темпе, так что перетекать в какую-либо сторону у бензина не будет новых стимулов.
А вот со сбытом казахского газа в Европу через "КазРосГаз" могут возникнуть проблемы. Европа сейчас переполнена предложением метана, и, пока ситуация не придет в равновесие, на казахский газ может не быть спроса. Соответственно, не нужен он и России, так как в РФ его переизбыток.
Кульпаш Конырова
