Такое мнение в ходе панельной сессии "Ловушка среднего дохода: вызов для Казахстана", проведенной в рамках Астанинского экономического форума, Atameken Business высказал директор центра прикладных исследований "Талап" Рахим Ошакбаев.
Г-н Ошакбаев отметил, что сомневается в том, насколько релевантен феномен "ловушка среднего дохода" для Казахстана.
"На мой взгляд, если из всей совокупности экономических терминов выбирать, что лучше описывает нашу экономическую ситуацию, то мне кажется, что это "Голландская болезнь", как частное проявление так называемого Recourse curse – проклятие ресурсов. Поэтому к этой теме я хотел бы подойти больше с точки зрения того, насколько Казахстан болен этой болезнью голландской, насколько сильно мы зависим от нефти, а в целом эти тезисы, безусловно, известны, но, я думаю, не помешает снова посмотреть на эти цифры", – сказал он.
В условиях падения номинального ВВП Казахстана в два раза в силу девальвации, полагает эксперт, говорить о том, что республика относится к странам со средним доходом, к сожалению, не приходится.
"Сейчас наш ВВП составляет 7,1 тысячи долларов на душу населения. Мы надеемся на постепенный рост, но, тем не менее, это серьезное падение, практически двукратное падение с 2012 года. Мы видим, что с 2011 года стабильно снижаются темпы роста, и сейчас тот отскок, который происходит, на нем позже остановимся, но в целом мы видим, что значительно отстаем от среднемировых темпов роста, и даже те оптимистичные планы, которые мы вместе с правительством строим, показывают, что даже в 2022 году мы будем отставать от среднемировых темпов роста", – сказал Рахим Ошакбаев.
В связи с этим вхождение в 30 наиболее развитых стран становится колоссальным вызовом для Казахстана.
"Как сегодня в "Фейсбуке" хорошо пошутили по поводу вчерашнего доклада Всемирного банка, то есть ВБ констатировал, что мы растем ниже, чем среднемировой, но что делать, он не ответил. Если мы смотрим на природу роста с 2010 по 2016 год, мне кажется, это очень интересное занятие, чтобы посмотреть, каков был трансмиссионный механизм высоких цен на нефть в рост, насколько этот рост был инклюзивен, то мы обнаружим неожиданную картину, что с 2010 по 2016 год экономика выросла на 27,1%. Серьезный вклад – это потребление домохозяйств, инвестиции, потребление госорганов, но вместе с тем то, что мы таргетировали в нашей экономической политике, это наращивание экспорта, развитие обрабатывающей промышленности, эффект от вступления в ЕАЭС, к сожалению, они дали отрицательный эффект", – отметил эксперт.
При этом, полагает Рахим Ошакбаев, если бы те цели, которые ставил Глава государства в рамках программы индустриализации, были достигнуты, возможно, Казахстан бы приблизился к этой цели.
"Поэтому, на наш взгляд, прежде чем заниматься дизайном и рефлексией по поводу того, что происходит и что нужно делать, на мой взгляд, надо посмотреть назад и посмотреть, что произошло и что было не так", – сказал он.
Казахстан продолжает сильно зависеть от цен на нефть, что наиболее заметно на поступлениях от экспорта. На пике в 2011 году казахстанский экспорт составлял 85 млрд долларов, в 2016 году он упал до 37 млрд долларов, а торговый профицит упал в два раза – с 48 до 12 млрд долларов.
"Таким образом, мы видим, что, к сожалению, ключевой задачи диверсификации экспорта не случилось, и оно, на мой взгляд, не могло случиться в силу высоких цен на нефть. Динамика в абсолютном выражении в силу девальвации восстанавливается, но, тем не менее, в долларовом выражении, мы понимаем, функция экспорта – это поставка валюты для финансирования в первую очередь импорта, она существенно ослабляется. Зависимость от экспорта нефти, если мы сравниваем 2010 год с 2016 годом, номинально она снизилась, но, тем не менее, она очень высокая. Если вы посмотрите внешний круг, то увидите, что 75-78% всего экспорта – два продукта: нефть сырая и медь рафинированная", – сказал эксперт.
Рахим Ошакбаев также сообщил об итогах небольшого исследования.
"Решили сопоставить, как страны счастливы и несчастны, какие есть страны, которые зависят от природных ресурсов, в какой степени у них есть схожесть или отличие в развитии, была произведена группировка, мы вместе с Россией, Венесуэлой, Ираном попадаем в одну группу. Если мы берем по параметрам обеспеченности нефтебаррелей на человека в год по добыче и размер баррелей на миллион долларов, возможно, те дискуссии, которые идут в России, они достаточно релевантны для нас", – сказал он.
В итоге выяснилось, что запас бюджетной устойчивости в Казахстане достаточно большой.
"Нефтяная рента имеет большие масштабы. Если мы посмотрим на сопоставление России и Казахстана, с 2010 года наша обеспеченность достаточно выше, нежели в России. К чему это влечет в отношении устойчивости бюджетных доходов с точки зрения концентрации или диверсифицированности их, – рассказал Рахим Ошакбаев. – Вот последнее упражнение, которое мы сделали, по 2016 году мы видели, что 92 предприятия обеспечивают 50% всех доходов страны. Это доходы в республиканский бюджет, Национальный фонд. В совокупности 90% всех доходов страны – это менее чем пять тысяч предприятий. Соответственно, видно, что это нефть и та нефтяная рента, которую мы осваиваем в банках и квазигоссекторе". При этом в целом чистые активы Казахстана снижаются.
"Но, как я уже говорил, несмотря на снижение активов Нацфонда и рост госдолга, тем не менее, запас прочности для того, чтобы поддерживать текущую модель он, к сожалению или к счастью, еще сохраняется. По структуре доходов республиканского бюджета мы видим, что обеспеченность именно относительно здоровыми налоговыми поступлениями снижается, и доля трансферта с Нацфонда повышается. Если в 2010 году это было всего 33%, сейчас это 46%. Бюджетные расходы пробивают новые рекорды, и здесь мы в своих рассуждениях два года назад подняли, мы полагали что наступит бюджетная консолидация, то есть сокращение дефицита, сокращение бюджетных расходов гораздо быстрее, чем сейчас", – сообщил он.
Вместе с тем с 2012 года расходы бюджета номинально выросли практически в два раза – на 93%. За последний год рост составил свыше 31%.
"Рост расходов намного превышает, очевидно, темпы роста ВВП и в целом говорит нам об одной гипотезе, что мы находимся не в ловушке среднего дохода, мы находимся в некой институциональной ловушке, когда наличие большой нефтяной ренты и наличие бенефициаров этой нефтяной ренты в лице в первую очередь квазигоссектора, частного сектора, который получает субсидии, к сожалению, приобрели сильную институциональную силу, переговорную силу, и даже воля Главы государства и правительства, к сожалению, не может перебороть. И конкретное отражение – это именно бюджет республиканский. Как я уже говорил, цифры здесь наглядны по степени обеспеченности, по степени роста".
Рахим Ошакбаев отметил, что при сопоставлении более ранних бюджетных планов с более поздними заметен явный рост дефицита бюджета и других параметров.
"Если мы сопоставим, что мы планировали (это актуальные документы в бюджетной политике 2013 года), в декабре прошлого года были утверждены индикаторы формирования использования средств Нацфонда, в них были заложены бюджетные параметры. Как вы видите, в 2017 году тот бюджет, который минэкономики представил в парламент, все бюджетные параметры даже близко не приближаются к ранее запланированным и заявленным", – привел он пример.
Большим вызовом становится удержание государственного долга.
"Если мы берем госдолга расширенное выражение, то уже составляет 53%, и есть вопрос, удерживаем ли мы его в пределах 60% к ВВП. Вчера Всемирный банк представил свое видение чистой позиции, чистые валютные активы Казахстана. Мы обратились к своим источникам, более пессимистичная картина. Прогноз на 2018 год – это 19 млрд долларов, если мы берем активы Нацфонда и расширенный долг правительства, Нацбанка, банка с госучастием и квазигоссектора", – сказал он.
Доля государства с квазигоссектором может превысить 60%
Другим вопросом, заинтересовавшим эксперта, является то, насколько инклюзивно распределение нефтяных доходов через госсектор и квазигоссектор.
"За последние девять лет с 2007 года, мы посчитали, было выделено свыше 34 млрд долларов, и это наша особенность, как нефтяная рента, нефтяные доходы идут в экономику. В первую очередь не только через бюджетные расходы, а через квазигоссектор. При этом обратно, если мы берем с такой простой позиции, сколько государство выделило денег и сколько обратно получило, это 1,6 млрд долларов дивидендов", – сказал г-н Ошакбаев.
"Активы к ВВП, безусловно, спорный показатель, но мы обращаемся в первую очередь к методологии ОЭСР международным сопоставлением, их бэнчмарк – 15% активов госсектора к ВВП. У нас он приближается к 60%. Сильно расстраивает не только сам номинальный показатель, но и тренд. То есть активы госсектора растут, и полагаю, что в 2017 году активы могут составить в номинале еще выше", – сказал он.
При этом он полагает, что статистика малого и среднего бизнеса, которая на настоящий момент составляет порядка 24% к ВВП, может быть существенно искажена.
"Если мы берем и смотрим непосредственно, какие компании относятся у нас к малому и среднему бизнесу, то увидим, что как минимум четверть из них не может быть отнесена к классическому пониманию МСБ, то есть это либо государственный, либо сырьевой сектор. То есть мы видим здесь знакомые компании: "Самрук-Казына", "Петросан", РД КМГ", – сказал он.
Стерилизующий Нацбанк
Другой негативный эффект, связанный с растущей долей квазигоссектора, это формирование денежного рынка.
"Мы видим, что на 1 июля 2016 года квазигоссектор – это три крупнейшие компании – имел на денежных счетах и на депозитах в банках ликвидных 5,3 трлн тенге. Получается, в год мы постоянно накачиваем из бюджета квазигоссектор, он размещает деньги в банковский сектор, и банковский сектор имеет избыточную ликвидность, которую Национальный банк вынужден стерилизовать посредством выпуска нот, завышая базовую ставку, поскольку справедливо опасается, что этот денежный навес в 5,3 трлн тенге может уйти на валютный рынок, и тем самым ситуация с курсом 380 тенге за доллар может повториться. Это ставит сразу вопрос релевантности подходов инфляционного таргетирования и тезиса о том, что у нас есть свободно плавающий обменный курс. То есть, как мы видим, за счет изъятия ликвидности с повышенной базовой ставкой курс манипулируется. То есть это не чистый курс, который мы сейчас в настоящий момент имеем, – полагает Рахим Ошакбаев. – Как я говорил уже, участие квазигоссектора достаточно значительно, это 32% от всех денежных средств, размещенных населением и юридическими лицами в БВУ, и свыше 50% от всех депозитов юрлиц. Поэтому мы видим, возможно, мы попали в тактическую ловушку, когда темпы роста низкие, замедляются, правительство вынуждено пытаться фискальными стимулами его оживить, наращивая расходы, наращивая программы, увеличивая фондирование квазигоссектора, который является узким бутылочным горлышком в этой реализации".
В итоге, отмечает эксперт, Нацбанк видит избыточную ликвидность, держит высокую ставку и абсорбирует бюджетные остатки. Более того, регулятор вынужден выйти и на розничный рынок за деньгами населения.
"Вы слышали, наверняка, два дня назад Нацбанк объявил о том, что он выходит на розничный рынок со своими нотами. То есть что это дань моде с применением технологии блокчейн, тут два варианта: либо это дань моде, либо все-таки Нацбанк видит, что ликвидность за счет фискальной экспансии настолько высокая, что он вынужден абсорбировать ее уже напрямую у населения", – сказал г-н Ошакбаев.
На фоне этого в последние полтора года кредитование практически не растет, снижаются инвестиции, замедляется рост, и снова правительство вынуждено фискальными стимулами пытаться с этим что-то сделать.
Потребуется полтора миллиона рабочих мест
"Рынок труда – 12,8 млн человек экономически активных. Мы долго с прошлого года пытаемся дискутировать по поводу адекватности официальной статистики по безработным. Мы выделяем группу риска, людей, которые имеют низкие доходы и которые не прочь найти работу, но в силу методологии не регистрируются как безработные. Эту группу риска мы оцениваем в 1,4 млн человек – 15%, достаточно пессимистично. Тот индикатор, который, на наш взгляд, отражал бы адекватное состояние рынка труда, мы взяли показатель ОЭСР, количество занятых наемных рабочих в целом среди экономически активного населения – это 82%, наш уровень – 66%. Поэтому отсюда можно сделать гипотезу, что нам необходимо к 2030 году с учетом наших демографических трендов создать дополнительно полтора миллиона рабочих мест", – отметил Рахим Ошакбаев.
Большим вызовом для республики является наша возрастная пирамида. Ежегодно свыше 250 тыс. человек выходят на рынок труда, при этом в школу в первый класс каждый год идет 350 тыс. человек, а рождается 400 тыс. человек.
"Соответственно, мы видим: уже к 2020 году в школах увеличится количество детей на 700 тыс. человек, это плюс 30%. И это создает большую нагрузку на школьную систему, и на нее необходимо обратить в первую очередь внимание. Если мы хотим сократить нагрузку на педагогов, то дополнительно потребуется 100 тыс. педагогов. Наша система сможет выпустить порядка 40 тыс. педагогов, поэтому дефицит, который мы оцениваем, составляет порядка 60 тыс.", – сказал он.
Вместе с тем заработная плата в системе образования не является привлекательной. В III квартале 2016 года она была самой низкой среди всех отраслей экономики – 88 тыс. тенге в месяц. Чтобы увеличить привлекательность сектора, правительству ничего не остается, кроме как увеличивать расходы на образование. При этом расходы на образование в Казахстане и в тех странах, на которые мы ориентируемся, значительно отличаются.
"Наш текущий уровень 3,2% расходов ВВП значительно отстает от той же Южной Кореи в период активной индустриализации перехода в группу стран со средним доходом. Наш вывод: мы должны поставить цель, расходовать на образование не менее 5% ВВП ежегодно при любой конъюнктуре. Поэтому позвольте сделать еще раз выводы, связанные с тем, что наша специфика – это нефтяная рента, которая, к сожалению, не дает нам возможность в настоящий момент заниматься чем-либо другим, нежели ее освоением. Квазигоссектор, закупки квазигоссектора (четыре триллиона тенге), поэтому все наши усилия по диверсификации, по развитию других отраслей, пока мы не решим в первую очередь структурную проблему, это большое участие государства в экономике, мне кажется, они будут тщетными", – резюмировал эксперт.
Академик Российской академии наук Сергей Глазьев не согласился с Рахимом Ошакбаевым в оценке влияния Евразийского экономического союза
"Я бы хотел с Рахимом поспорить относительно роли ЕАЭС. На самом деле если бы Казахстан не был в Таможенном союзе с Россией и другими партнерами, то внешние шоки были бы гораздо больше. Отмечу, когда мы создавали ТС с Белоруссией, три государства было на тот момент, только за счет снятия таможенных границ, а это был 2010 год (здесь в Астане подписывался Таможенный кодекс), в 2011 году мы получили рост взаимной торговли на одну треть, в 2012 году еще на четверть поднялась торговля, то есть мы ее увеличили в полтора раза только за счет снятия таможенных границ и создания общего рынка товаров", – сказал Сергей Глазьев, на что Рахим Ошакбаев одобрительно помахал головой.
"Но этот эффект краткосрочного снятия таможенных барьеров, который надо было дальше поддерживать наращиванием инвестиций в развитие, в диверсификацию, если мы не торговали бы вместе нефтью, а перерабатывали ее сами, у нас был бы емкий внутренний рынок нефти, мы бы меньше зависели от внешних колебаний. А на сегодня фактически большая часть нефти и продуктов, примерно на 70%, у нас из ЕАЭС уходят в дальнее зарубежье. Поэтому мы и зависим не от внутреннего рынка нефти, а от внешнего рынка, где колебания цен нас постоянно тренируют на прочность", – сказал академик.
Борьба с инфляцией не самоцель
Сергей Глазьев отметил, что борьба с инфляцией оборачивается тем, что снижается конкурентоспособность, потому что нет инвестиций.
"Снижение конкурентоспособности влечет девальвацию валюты, девальвация валюты влечет снова инфляционную волну. И так на одни и те же грабли много раз, пока голову не расшибут наши денежные власти. Бенефициары этой политики – финансовые спекулянты. Потому что бороться с инфляцией путем плавающего курса – это некий нонсенс. Ситуация, когда у вас, во-первых, торговый баланс зависит от внешней конъюнктуры, во-вторых, когда у вас на рынке доминируют спекулянты", – сказал он.
Эксперт отметил, что на российском рынке 90% сделок по купле-продаже валюты совершается спекулянтами. "Именно они формируют курс, если Центральный банк этим не занимается. Они формируют курс путем манипулирования, поднимая его и опуская, извлекая из этого сверхприбыли. Для того чтобы удерживать курс в этой ситуации, ЦБ вынужден держать высокие процентные ставки, высокую доходность бумаг. Ему кажется, что денег слишком много, что они могут уйти на валютный рынок. На самом деле денег катастрофически не хватает для инвестиций", – сказал он.
В результате действий регулятора на рынок привлекается спекулятивный капитал в еще больших размерах.
"Но в мыслях денежных властей, поскольку высокие процентные ставки блокируют поток денег в инвестиции, соответственно у них возникают иллюзии, что денег слишком много. Они могут идти на валютный рынок, поэтому искусственно поддерживаются высокой доходности. Привлекается еще больше иностранного спекулятивного капитала, начинается керри-трейд, когда иностранные спекулянты, ничего не делая, зарабатывают много денег за счет того, что берут за границей дешевые деньги и сюда вкладывают в бумаги. В итоге возникает финансово-спекулятивный пузырь, который неизбежно лопается, – рассказал Сергей Глазьев. – Когда иностранные спекулянты фиксируют доход, выходят с рынка керри-трейд, печально заканчивается коллапсом финрынка, девальвацией валюты и новой инфляционной волной. К сожалению, эта политика очень поддерживается международным спекулятивным сообществом. Они всячески хвалят эту политику. Даже титул лучших банкиров присваивают тем, кто это делал. Для экономики это оборачивается катастрофой".
При этом эксперт полагает, что и в Казахстане, и в России имеющиеся ресурсы позволяют удвоить производство.
"У нас половина производства в России простаивает, в том числе и новых мощностей. Потому что слишком дорогие кредиты. Невозможно даже взять оборотный капитал, занять денег для финансирования оборота производства. Достаточно рентабельной продукции, допустим, 7-10% вполне конкурентоспособные, потому что процентные ставки выше рентабельности. Огромная сырьевая база, которая позволяет на порядок поднять выпуск готовой продукции, научно-технический потенциал, но все это не задействовано, потому что нет кредита. А нет кредита, потому что, нобелевский лауреат Джеймс Тобин доказывал, что главной целью денежных властей должно быть создание максимально благоприятных условий для роста инвестиций", – сказал он. Именно созданием благоприятных условий для роста инвестиций занимается сейчас Китай, Индия и страны Европы, выдавая кредиты в том числе и под отрицательную процентную ставку, если есть желающие вложить деньги в производство.
"США пошли по этому пути через количественное смягчение. У разных стран разная эффективность этого подхода, но, так или иначе, ни в одной стране мира нет проблемы, как у нас, с деньгами. Деньги есть у всех. Под низкие процентные ставки, под любые сроки. Только у нас и в Бразилии нет денег, потому что мы следуем рекомендациям Международного валютного фонда по таргетированию инфляции. Главная проблема здесь не в ловушке средней доходности, у нас, к сожалению, об этом совсем неудобно говорить, поскольку на единицу заработной платы люди производят в три раза больше продукции, чем в Европе, в полтора раза больше, чем в Китае, где уровень заработной платы стал выше, чем в ЕАЭС. То есть у нас труд недооценен с точки зрения затрат труда в стоимости конечной продукции. И это ведет к бедности, недовольству, к невозможности раскрыть творческий потенциал с связи с низкой зарплатой", – сказал Сергей Глазьев.
Главной проблемой российский эксперт считает то, что Россия и Казахстан загнаны рекомендациями из Вашингтона, из Международного валютного фонда, "в ловушку отсутствия денег, искусственно созданную ловушку отсутствия кредитных ресурсов".
"Мы полностью зависимы от иностранных источников кредита, что и стало главной причиной нашей уязвимости в период внешнеэкономических шоков – падения цен на нефть, экономических санкций. Потому что внешние источники кредитов перестали работать, и денежные власти еще усугубили ситуацию, сократив количество денег внутри страны, посадив экономику в стагфляционную ловушку, когда одновременно идет падение производства и одновременно идет рост инфляции за счет того, что экономика не работает на эффективность, на снижение сдержек, на рост выпуска товаров", – сказал г-н Глазьев.
При этом он считает, что термином "ловушка среднего дохода" пользуются "околоправительственные" эксперты, когда не могут объяснить, почему нет экономического роста.
"Им не хочется менять политику, они придумывают разные объяснения. Например, "новая реальность". В Китае, допустим, рост экономики – 6,5%, в Индии – 8%, у нас новая реальность – 0%. Термин, который ровным счетом ни о чем не говорит. Или трансформационный спад. Помните, в 1990-е годы у нас рухнул ВВП раза в два? В то время как в Китае переход от централизованного планирования к регулированию рыночной экономики дало экономическое чудо, мы объясняли, что у нас экономический спад большой, потому что идет трансформация", – сказал он.
На самом деле, полагает г-н Глазьев, если говорить об эффекте снижения темпов экономического роста по мере роста доходов населения и роста заработной платы, то эффект "ловушки средних доходов" действительно наблюдается, но при одной и той же технологической базе. "Если вы не вкладываете деньги в обновление технологической базы, не модернизируете экономику, идете по пути догоняющего развития, то на базе сложившейся технологической структуры вы вырабатываете постепенно конкурентное преимущество, связанное с дешевыми трудовыми ресурсами. По мере того, как ваша экономика развивается, доходы населения растут, технологическая база не меняется, ваше конкурентное преимущество снижается, значит, падают темпы роста. Но выход из этой ловушки заключается в модернизации, построении новых технологий, в инвестициях по развитию экономики. Тогда идет ставка на опережающее развитие, и экономика скачками преодолевает технологическое отставание не путем замыкания в траектории догоняющего развития, а путем создания все новых и новых возможностей для роста. Потом, когда экономика становится развитой, подтягивается к передовому мировому техническому уровню, темпы роста замедляются, потому что требуется тратить все больше денег на НИОКР", – сказал он.
Когда страна отстает, она может экономить на НИОКР, беря готовые технологические решения за рубежом.
"Но в современной экономике надо понимать, что 85% высокотехнологичных инвестиций в высокотехнологичных секторах – это инвестиции в эти самые НИОКР. Они очень дорогие, не всегда можно этот эффект коммерциализировать. Поэтому, когда страна подтягивается к передовому научно-техническому уровню, тогда она встраивается в общую динамику и темпы экономического развития, как это, например, произошло с Японией после ревальвации иены в свое время", – сказал Сергей Глазьев.
Пока же России и Казахстану нужно ставить во главу угла задачи наращивания инвестиций всеми способами.
"Брать пример с Китая, где очень грамотно выстроена политика сочетания частного предпринимательства с государственной поддержкой инвестиций. Вся система управления ориентирована на рост инвестиций. И в Китае мы видим, что взрывной рост объема денег в экономике практически увеличился на два порядка почти за 30 лет. Это происходит на фоне низкой инфляции, она не выходила за пределы 6%. Нужно научиться управлять деньгами не путем стерилизации, за счет сужения финансирования инвестиций, потому что, когда вы стерилизуете деньги, это значит, что вы просто забираете денежные ресурсы, которые должны пойти на финансирование инвестиций. Любой способ стерилизации денег через механизмы фондов благосостояния с инвестициями за рубежом или просто выпуск центральным банком облигаций с высокой доходностью – это фактически вы сами лишаете себя возможности финансировать в инвестиции", – полагает эксперт.
Сергей Глазьев считает, что нашим странам нужно поставить таргетом прежде всего инвестиции, а не инфляцию.
"Нужно переходить к совсем другой политике – к таргетированию инвестиций. Нам нужны инвестиции, нормы накопления. Для того чтобы выйти на нормальную траекторию развития в наших условиях, должны быть не меньше 28-30%. Если мы хотим выйти на опережающее развитие – до 35-40% должны быть. Половину этого увеличения мы можем взять за счет внутренних сбережений, но для этого нужно не выбрасывать деньги из экономики через банковскую финансовую систему наружу, а, напротив, создавать работающий механизм, который называется в теории "трансмиссионный механизм банков". Собирать сбережения и вкладывать в инвестиции. При 100% эффективности мы можем в этом случае поднять уровень инвестиций в два раза. Нам нужно еще выше его поднимать, а для этого нужная целевая кредитная политика, привязанная к планам государства и бизнеса через механизм ГЧП к развитию производства, росту масштабов, объемов и повышению эффективности производства", – сказал Сергей Глазьев.
Жанболат Мамышев
