Через полтора месяца, 29 июня, в Казахстане вступит в силу Кодекс о недрах. Многие участники рынка недропользования связывают с новым регулированием большие надежды. О том, какие ожидания в отношении кодекса сформировались в горно-металлургической корпорации "Казахмыс", abctv.kz рассказал начальник отдела недропользования Управления минеральных ресурсов Толеу Шенгельбаев.
– Толеу Есимханович, в декабре был принят Кодекс о недрах, президент его подписал, скоро он вступит в силу, и начнется новая эра недропользования. Как мы видим, какие-то вещи не изменились, в принципе, но в некоторых вопросах ГМК есть действительно прогресс. В целом, как Вы считаете, каким будет влияние Кодекса о недрах на корпорацию "Казахмыс", к примеру, с точки зрения техногенно-минеральных образований (ТМО)?
– Естественно, мы ожидали много от этого кодекса, как компания, чья деятельность непосредственно связана с недропользованием. Поэтому можно сказать, что действительно во многих вещах ожидания оправдались, в том числе по регулированию ТМО. Согласно первому законодательному акту независимого Казахстана в сфере недропользования Кодекса РК о недрах и переработке минерального сырья, все ТМО, накопленные до выхода кодекса, до 30 мая 1992 года, являются государственной собственностью, но по факту они так и не были разделены.
В советское время в Казахстане бурно работала горнодобывающая промышленность, и накопилось очень много техногенных образований. После этого накапливались уже другие, когда было акционирование предприятий, но разделительный баланс никто не проводил. Когда приходит компания, кто-то хочет взять ту часть, которая является государственной собственностью, и путаница начинается: где эта линия, где это разделение? Да, по объемам они есть, например, условно возьмем отвал или какие-то хвосты обогащения – там лежит, к примеру, 100 тонн ТМО каких-то хвостов. При этом 80 тонн государственных, а как его разделить по факту? Хвосты обогащения – это полужидкая консистенция, которую невозможно разделить по периоду образования. Мало того, что ТМО так и не были разделены по периоду образования до и после 1992 года последующими законами и изменениями, надо было еще и разделить их по уплате налога, то есть даже если ТМО накоплены после 1992 года, но налоги за них не уплачены, то они является государственной собственностью. А также по происхождению исходного сырья ТМО: если ТМО, накопленные до 1992 года, были получены при переработке сырья, завезенного из-за пределов Казахстана, то они являются собственностью недропользователя. В результате возникали спорные или патовые ситуации. К примеру, к действующему предприятию приходит недропользователь для проведения операций на государственную часть ТМО, как разделить ТМО, которое еще в процессе накопления, как совместить там работы, соблюдая безопасность? Даже если разделить ТМО, всегда будут недовольные, которым будет казаться, что им досталась бедная часть.
Новым Кодексом РК о недрах и недропользовании этот вопрос решен. Согласно кодексу, теперь действующие предприятия, сделав разделительный баланс, смогут получить в свой баланс и государственную часть, направив соответствующую заявку в компетентный орган. После завершения своей деятельности недропользователь должен решить, либо он будет извлекать из ТМО полезные ископаемые, либо должен провести ликвидационные работы.
– В кодексе написано, что в течение двух лет надо подать заявки на прилегающие ТМО. Я так понимаю, что компания собирается подавать заявки на них? Будут ли создаваться специально для этого целевые компании, как, например, Central Asia Metals на Коунраде, или же корпорация сама будет этим заниматься?
– Да, мы делаем анализ ТМО, которые имеют определенную хорошую перспективу в будущем. Естественно, мы будем их забирать – это нормальное желание любой компании. ТМО могут являться потенциальным ресурсом при определенных ситуациях. Понятно, для этого необходимо провести технологические испытания, технико-экономическую оценку проекта.
По поводу создания целевых компаний – это организационный момент, я не могу сказать, это решает руководство корпорации. А так этим "Казахмыс" будет заниматься. Это тоже инструмент пополнения своей сырьевой базы. Почему бы нет, если рядом лежат тот же шлак или хвосты, содержащие полезные компоненты, которые, в принципе, наверное, можно добыть.
– Какие еще возможности дает кодекс для компании в пополнении сырьевой базы?
– Также хорошая такая статья для компаний по поводу приоритетного права в пределах 30-километровой зоны. Если компания ведет какую-то добычу, то в рамках этого кодекса она может зарезервировать себе какие-то участки с ограничением в 200 блоков – это где-то около 400 квадратных километров.
Но здесь немножко, видимо, разработчики хотели как лучше, но получилось немножко не так. Согласно кодексу, действующий недропользователь имеет право зарезервировать за собой перспективные, по его мнению, территории вокруг горного отвода, при этом приоритетность заключается лишь в согласии выставить на аукцион эти объекты. В то же время на аукцион, согласно кодексу, могут выставляться объекты с утвержденными запасами. Получается, если "Казахмыс", например, какой-то участок за собой оставил в буферной 30-километровой зоне, то права на него, даже если там отсутствуют утвержденные запасы, могут быть реализованы только через аукцион. При этом за пределами зарезервированного участка такие же участки будут предоставляться по принципу первой заявки. Если в пределах 30-километровой зоны есть у меня какие-то участки с запасами, то да, здесь я согласен, можно через аукцион реализовать после согласия компании, но, если там нет запасов, почему он должен быть выставлен на аукцион, тоже непонятно. Хотя идея была изначально на стадии обсуждения, чтобы у компании с перерабатывающими мощностями была обеспеченность сырьем, ей дали возможность, чтобы она могла в этой 30-километровой зоне вести разведку, изучение и продлевать срок службы предприятия, так как многие крупные компании-недропользователи являются, так же как и "Казахмыс", градообразующими, и их состояние влияет на благополучие этого региона.
Опять-таки, если считать 30-километровую зону, то это где-то 36 тысяч квадратных километров. Но это не 200 блоков. По сути, это получается примерно 10 процентов буферных площадей, на которые компания имеет право приоритетно претендовать. Остальное может и выставляться. Но почему-то нас ограничили именно всего 200 блоками, то есть это значит, что не вся 30-километровая зона за нами остается.
Мы вынуждены были искать какие-то возможные перспективные участки на основании каких-то ранее проведенных работ, которые имеются. Ведь есть же материалы у любой компании, которая проводит исследования, естественно, там примерно знают, где, что, какие-то рудопроявления. Поэтому мы пытались именно по тем ранее проведенным работам, еще по каким-то косвенным геологическим признакам выбрать эти участки.
– Получается, что даже если у вас есть буферная зона, она за вами закреплена, то вы не можете ее разрабатывать без разрешения уполномоченного органа, который должен участок выставить на аукцион?
– Да, получается, на него права компания может через аукцион получить.
– Интересно. И там могут участвовать другие участники?
– Да, могут, ведь аукцион – это состязательность. Кто-то может просто заинтересоваться. Вот последний аукцион, который был в ноябре. Расскажу для примера. Там один участок с девяти миллионов тенге доходил до 520 миллионов тенге, вы можете себе представить? Я просто удивился: может, у этих людей есть какая-то информация, о которой не знают другие? Я сам потом по этому объекту поинтересовался, прочитал о том, что он из себя представляет, что за него заплатили полмиллиарда. Но там ничего нет, никакой информации нет. Или это был такой, знаете, ход, что люди знают, что вступит в силу кодекс и там может что-то непонятно быть, лучше участвовать и что-то взять, раз выставлены, значит, что-то там есть, люди так думают, наверное. Поэтому в случае с буферными зонами может сыграть роль спекулятивный фактор.
"Казахмыс" больше ориентирован на какие-то предметные вещи – если запасы есть, можно посчитать экономику, стратплан какой-то составить, а тут разведка же – это даже не 50 на 50, а 1 на 99. Поэтому на этом этапе, скорее всего, сыграет фактор спекулятивный, кто-то понимает, что, раз "Казахмыс" рядом и участок выставлен на аукцион, то, значит, можно за те же полмиллиарда взять, а потом еще можно продать с определенной маржой. "Казахмыс"-то лучше эти полмиллиарда потратит на разведку саму, чем покупать непонятно что, кота в мешке.
– Говоря о возможных геологических спекуляциях, кодекс решает эту проблему?
– Он спекулятивные вопросы, будем говорить, убирает. Потому что спекуляция появляется там, где люди пытаются заработать, имея какие-то бумажные права на продажу и ничего не делая. Эту проблему кодекс частично решает. Когда не надо что-то втихаря покупать, что-то узнав дополнительное, а тут, пожалуйста, заявку подал, получил, вкладывай деньги – там же еще обязательства по минимальным затратам. Главная идея была, я считаю ее правильной, в министерстве – это создать юниорские компании. Вот представим ситуацию: "Казахмыс" или какая-либо другая компания с большими оборотами, для нее не составляет труда, например, затратить большие средства, чего нет у юниорской компании, у которой дефицит денег, на разведку. Но для большой компании нужно брать громадные площади, условно брать 100 тысяч квадратных километров и вести разведку. На это большая компания потратит 100 миллионов долларов, а этот участок могут разделить 40-50 юниорских компаний, и каждая начинает вести исследования, понятно, что они тоже рискуют своими деньгами. Вот один из юниоров нашел, потратив миллион долларов, что-то предлагает перспективное, то лучше "Казахмыс" не 100 миллионов потратит, а возьмет у юниора. То есть смысл был в том, чтобы создать мобильные компании. Но, к сожалению, у нас в большей степени так называемые юниорские компании ранее были заточены не на проведение разведки, а на реализацию своего права, не на результат своей деятельности. Думаю, с выходом Кодекса РК о недрах и недропользовании в Казахстане поменяется мышление, и появятся юниорские компании, которые будут предлагать не только права на недра, но и результаты своего труда, пусть на первых порах это будет интеллектуальный труд геологов, благо что у нас есть сильные геологи.
Например, геологи-специалисты могут, сложив свои финансовые ресурсы, взять условно какой-либо перспективный участок, где, по их мнению, при ранее проведенных работах недостаточно были интерпретированы полученные геологические данные, и имеются хорошие перспективы для обнаружения месторождений полезных ископаемых. Собранные и вложенные деньги могут понадобиться для покупки информации, возможно, надо еще покопать шурф, а потом начинается подготовка заключения с привлечением компетентных лиц CRIRSCO, чтобы они могли подтвердить полученные доводы. После выдачи заключения сертифицированного эксперта и его подтверждения перспективы участка по геологическим данным есть какой-то шанс не только вернуть вложенное, но и реализовать его с выгодой.
Вот в этом основная идея развития юниорская рынка. Чтобы люди не просто предлагали полученное право, тот же отчет, который был до этого, "Казахмысу", дескать, вот покупай, а вкладывали в это свой труд, усилия. Понятное дело, что в этом плане "Казахмысу" тоже хорошо. С одной стороны, что, обладая такими людьми, ресурсами, геологами, компания может спокойно взять и изучить какие-то площади, но с другой стороны, это и плохо, потому что опять-таки многие могут воспользоваться, просто не вкладывая и начиная спекулировать на этом. Надеемся, что этого не будет, но настоящие, действительно, я подчеркиваю, юниорские компании появятся, которые будут именно вкладывать свой интеллектуальный труд и какие-то деньги привлекать для разведки. Поэтому крупным компаниям будет выгодно, если это будет нормальный такой, деловой и взаимовыгодный интерес. А так, я думаю, ко многим большим игрокам, например в "Казцинк" или ERG, приходят мелкие компании и говорят: вот, давай, купи у меня это. И геологи начинают там смотреть, но ничего там стоящего нет. Но это не просто, а это отвлекает ресурсы. Геолог сидит над такими отчетами, а тут еще сказывается порядочность того человека, который их представляет. Может быть, он где-то зацепился за одну из ста проб, которая показала, и он начинает вокруг этого строить свои перспективы, заявляет о том, что в каком-то месте нашли золотоносный участок, хотя, может быть, при этом была выявлена только крапинка золота на участке. Это же тоже спекуляция, интерпретация информации, ее преподнесение. То есть спекулятивный юниор может заведомо какую-то неперспективную площадь предлагать, понимая это. Ресурсы компании отвлекаются на это – людей для этого привлекают, а возможно, какой-то нормальный, потенциальный юниор хочет прийти, но геологи уже заняты отчетностью, на которую уже обратили внимание, таким образом, перспективные участки могут стоять в очереди и остаться без рассмотрения. Поэтому должен быть нормальный процесс ведения бизнеса, этика и порядочность. Человек хоть что-то должен вкладывать, в моем понимании, когда он ведет юниорский бизнес. А просто так, получил права и на следующий день уже побежал кому-то предлагать, передавать и деньги на этом зарабатывать – это неправильно.
– В целом "Казахмыс" будет работать с юниорами или он будет какие-то свои целевые компании создавать для геологоразведки?
– Так как у нас действительно нормальных юниорских компаний нет, пока он вынужден это делать. Если будут какие-то юниорские компании, то, понятное дело, он будет работать с ними, если от них будут нормальные предложения, а не спекулятивные. Но я надеюсь и уверен, что какая-то часть времени пройдет, все-таки они отсеются, спекулятивные компании. Они же на чем зарабатывали – на ажиотаже, когда цены стали высокими, и они начали появляться. У "Казахмыса" если какая-то зацепка была, то компания пыталась взять потенциально перспективный участок и испытывать его, а так, когда начал уже уровень цен падать, то потребность в перспективных участках изменилась, крупные компании стали более щепетильно к такому относиться. Поэтому спекулятивные компании естественным образом потихоньку уйдут большей частью. Но все равно они будут, хотя я надеюсь, что исправится положение. Это тоже рынок своего рода и ниша такая, и его надо нормальными компаниями заполнять, а не однодневками, которые только и занимаются перепродажей.
– По программе управления государственным фондом недрами что-то хорошее можете сказать в целом? Насколько вообще это нужно, если участки будут открываться постепенно? Ведь, по сути, право "первый пришел – первый получил" не реализовывается полностью?
– Такая программа управления государственным фондом недр должна быть. Я считаю, что это правильно, потому что все-таки недра у нас в государственной собственности, и как-то надо ими управлять. У нас, к сожалению, хаотично, несистемно до этого управлялось. Ведь как подавались, например, заявки. Кто-то подает заявку включить на аукцион, у нас же через аукцион реализовывалось это все. Хорошо, включило государство, а могло и не включать – это на усмотрение госоргана. И, если на участке ничего нет, его выставляют, никто не приходит на него, его убирают, в следующий раз уже он не выставляется, потому что, когда ранее выставляли, никого не было. А возможно, это потенциальная площадь, которая выпала с программы. Есть такие территории. Помните, когда первый аукцион был, около ста объектов было выставлено, а состоялись торги только по 30 процентам. Остальные почему не состоялись? Потому что альтернативы нет, одна заявка только была, второй стороны нет, аукцион не состоялся. 70 процентов выпали, зачем государственному органу выставлять их еще раз, если претендентов на объект не было и вообще неперспективные участки? Тут с чисто процедурной точки зрения он так решил, к примеру. А возможно, из этих несостоявшихся 70 процентов объектов перспективные выпали. Поэтому должно быть государственное управление, из тех же 70 процентов, может быть, один-два выстрелили – это уже хорошо.
– Сейчас же вроде бы меняется регулирование, аукцион может состояться даже в случае одной заявки.
– Нет, аукцион сейчас будет только на те объекты, где утверждены запасы. Это правильно сделали. Хотя в самом министерстве говорят, что у нас с известными запасами уже 90 процентов в обороте. Кто-то уже добывает, кто-то там строит, уже приступают к добыче. По сути, они на руках. Осталось всего 10 процентов. Это те, которые были еще в советское время обнаружены. И здесь, я считаю, правильно, что их не просто отдавать кому-то, а хотя бы их через аукцион реализовывать, что-то получать от этого. Здесь, наверное, хотят, чтобы такие объекты уходили более стоящим компаниям, которые могут их реализовывать, вовлечь в оборот, что-то сделать, а не так опять спекулятивно – кто-то взял, снова начинает кому-то предлагать. Были случаи, когда какая-то компания в 2007 году выиграла чуть ли не за 10 миллионов долларов объект, а там ничего не оказалось. Были какие-то проявления, и он потом предлагался за 15 миллионов долларов, там строительство того же рудника дешевле обходится, чем этот бонус. Поэтому государство правильно делает.
– То есть Вы считаете, что если на один участок подали две заявки за один месяц, то его нужно на аукцион выставлять?
– Там такой хитрый подход. Это в первый раз, если этот участок включен в программу управления и если блоки разных заявителей соприкасаются между собой. К примеру, вы подали заявку на 150 блоков, другой – на 200 блоков, и 50 блоков накладываются друг на друга, то аукцион состоится между двумя участниками. Подобные прецеденты уже в рамках действующего закона были, возможно, они апробированы. Мне кажется, можно было бы упростить эту процедуру, это больше напоминает известный всем морской бой: "не попал, попал, ранил, убил".
– По подземным водам или общераспространенным полезным ископаемым (ОПИ) регулирование как-то меняется с кодексом, ведь они часто используются недропользователями?
– Да, меняется. Сейчас вот как? Лицензии на разведку ОПИ нет. Интересная ситуация складывается, может быть, это правильно, я не знаю, как это покажет себя на практике, пока кодекс не реализован. Вот, например, вы хотите добыть песок или гравий. Для того чтобы добыть, вам нужно сначала оценить потенциал такого участка, может быть, там мало ОПИ и не стоит того. А разведку вы не можете вести, лицензии на ОПИ нет. И вы обращаетесь уже в компетентный орган, будем говорить, в министерство за лицензией на разведку твердых полезных ископаемых (ТПИ). На этом этапе разведка ТПИ поглощает ОПИ. Вы этот участок разведываете, можете разведать на золото, любые ТПИ, ОПИ, что угодно можете там разведывать и выявлять там, к примеру, пески, которые окажутся не золотыми, а просто строительными. Их вы будете ставить на баланс государства и оцениваете такой участок с наличием строительных песков. После этого вы уже получаете в акимате разрешение на добычу песков, как ОПИ.
Здесь тоже может наложиться. Вот вы, например, подали заявку, а кто-то может подумать, что если подал, то, значит, там что-то есть, золотые пески. Практика покажет, как на самом деле будет реализовываться. И, скорее всего, много будет внесено изменений, ведь жизнь на месте не стоит. Как покажет себя, еще не знаю. Интересный момент еще старательство, тоже в первый раз запускается.
– По старательству смотрел карту, там разные точки выделены по стране. Они вас будут касаться, Жезказганского региона или, может быть, рудников "Казахмыса" в других регионах?
– Как я понимаю, они его ограничили по глубине. По-моему, там три метра и по объемам. Скорее всего, он был ориентирован на россыпные какие-то залежи. Хотя до трех метров бывает и кора выветривания так называемая у геологов, такое тоже может быть. Необязательно там россыпные могут быть, но и первичные, коренные. В принципе, они попадают, если до трех метров. Но многие говорят, что слишком глубина маленькая. Многие хотят еще глубже залезть.
– Получается, больше всего Восточный и Южный Казахстан будут на старательство ориентированы?
– Скорее всего, да. Где вот гористая местность, пересеченные, где могут намываться эти пески или самородки.
– Не могу не задать вопрос по налогам. Вопрос роялти и НДПИ можете прокомментировать?
– По налогам, честно говоря, ситуация очень запутанная. Знаете, почему такая запутанная ситуация? Ведомство, которое занимается налогами, Минфин или Комитет госдоходов, не хочет на себя взять ответственность по администрированию. Ему удобно, например, я сижу, налоговик, а налоговая база откуда? Из Комитета геологии. Так, дайте мне информацию, сколько погашено запасов, сколько у предприятия нормированные потери. Все, налоговику ничего не надо делать, он апеллирует цифрами и данными других госорганов. Если завтра какая-то ситуация выйдет, то он скажет: там мне неправильно дали данные – и все, согласитесь, удобная позиция. Налогами должно заниматься соответствующее ведомство, а не в Комитете геологии требовать какие-то документы. Более того, там сама система налоговая вообще запутана.
Первый момент – налоговая база. Есть балансовые запасы и забалансовые запасы. Балансовые запасы в текущей конъюнктуре рентабельны при таких ценах и соответствующих операционных расходах. Забалансовые запасы при определенном улучшении ситуации могут стать рентабельными. Это карьер же, я не могу оставить забалансовые запасы, естественно, я их тоже добываю, но его не перерабатываю, не реализовываю, а складирую отдельно. При определенных условиях я могу перерабатывать и с него получать доход. В Налоговом кодексе написано, что на балансовых запасах платится НДПИ на момент погашения, то есть с момента добычи. А с забалансового я плачу только в том случае, если я его перерабатываю и реализовываю. Представьте, что, например, компания продала 100 тонн металла, при этом какая-то часть металла извлечена из забалансовых запасов, как его делить – непонятно. Сложности просто на ровном месте – это нежелание, по моему мнению, решить вопрос. Легче загрузить другой госорган, потом на него свалить: вот он неправильно погасил, не проконтролировал, а мое дело только фиксировать и все.
И второй момент – исчисление налоговой базы. Исчисление НДПИ производится от стоимости металлов в руде по биржевым ценам металлов, то есть за физическую составляющую берут металл в первичном сырье, которое надо еще переработать, плавить, очистить, за стоимостную цену готового металла. В результате, учитывая потери части полезных ископаемых при переработке и плавке, фактические ставки увеличатся по основным металлам на 20-30 процентов, а по попутным компонентам – и все 50 процентов. Данный подход справедлив, если я реализовываю готовый продукт, рафинированный металл.
Попробую показать на конкретном примере: представьте, компания добывает и реализовывает в год миллион тонн руды, содержащей основные полезные ископаемые (содержание меди в руде – 10 тысяч тонн, цинка – 20 тысяч тонн) и попутные полезные ископаемые (содержание золота – 1000 килограммов). Стоимость реализации составляет затраты на добычу с увеличением на 25 процентов, стоимость добычи тонны руды составляет 100 долларов. Соответственно, годовая цена реализации составит 125 миллионов долларов, размер НДПИ при ставках на медь, цинк и золото соответственно пять процентов, восемь процентов, пять процентов, и при биржевых ценах на Лондонской бирже металлов 7000 и 4000 долларов за тонну меди и цинка и 50 тысяч долларов за килограмм золота составит: 3,5 миллиона, 6,4 миллиона и 2,5 миллиона долларов – всего 12,4 миллиона долларов. Общая биржевая стоимость металлов в руде составляет 200 миллионов долларов, а усредненная ставка составляет, если 12,4 миллиона поделить на 200 миллионов и выразить в процентах, шесть процентов, при этом усредненная ставка от цены реализации руды и от количества металлов при сквозном их извлечении при переработке (по основным металлам – 70 процентов, по попутным – 30 процентов) составит 10 процентов. Таким образом, фактическая ставка не шесть процентов, а все десять процентов от затрат на добычу, то есть если 12,4 миллиона на 125 миллионов поделить, если и в процентах выразить – десять процентов от реализации металлов путем нехитрых арифметических расчетов, используя сквозное извлечение металлов из руды в металлы и биржевые цены на них.
Поэтому на австралийский опыт в кодексе ссылаться не совсем верно, ведь там не с металла берут, а с реализации, и поэтому ставки у них чем выше передел, тем ниже ставка – это правильно. Потому что руду я продаю – у нее цена реализации ниже, это не совсем ликвидный и дорогой товар. Например, в Австралии предприятие продало руду с маржой, и с него взяли 10 процентов налога с цены реализации. Если руду переработали и получили концентрат, его продают, но уже с налогом в пять процентов, потому что концентрат дороже, чем руда, в два-три раза. Ставка налога уменьшается, но доходов больше у государства от большего передела. Третий передел – это металлургия, там еще ниже ставка, потому что металл, например медь, продаешь – там уже семь тысяч долларов тонна стоит, а тонна руды всего 100-500 долларов условно. Это вещи сопоставимые, с одной стороны, это стимулирует перерабатывающие мощности, а с другой – это нормальный, адекватный дифференцированный подход в налогообложении.
– В кодексе разве не предусматриваются преференции по специальным инвестиционным контрактам при увеличении переделов?
– Нет, не предусматриваются. Когда лицензию вы получаете, по добыче там есть соглашение по переработке так называемое. Но опять-таки, какие льготы могут быть предоставлены, я не знаю. Кодекс не предоставляет никаких льгот.
– Это обычное специальное инвестиционное соглашение?
– Да, там как минимум должно быть 50 миллионов долларов инвестиций, только в этом случае вы можете соглашение заключить о переработке. Но я не знаю, какие льготы даются при этом, это не прописано. Возможно, в новом кодексе в будущем будет. Вообще, Налоговый кодекс не синхронизирован с Кодексом о недрах.
– Как Вы считаете, налоговики будут пользоваться CRIRSCO при расчете НДПИ? Вице-министр Токтабаев заявляет, что все равно будет переход на роялти.
– Он прав. Я в этом отношении его сильно поддерживаю. Президент правильно говорит: упрощайте налоговое администрирование, не надо создавать почву для каких-то споров, коррупции. Зачем? Нормальный должен быть подход. Чем больше в мутной воде, тем хуже и для недропользователей, и для госорганов. Потому что можно подвергнуть сомнению, и так повернуть, и так. Должно быть проще администрирование. Как легче этим заниматься? Надо облагать налогами то, что предприятие продало, что можно измерить, что можно посчитать, что можно проконтролировать. А не то, что он добыл, еще не переработал, а сколько там металлов, не понятно. Потом, есть такое понятие – достоверность опробования, определения металла в руде намного ниже, чем определение металла в концентрате. Мы заведомо из недостоверного источника пытаемся его поиметь. В то же время не все опробованные места однозначно имеют одно содержание по всей руде. В концентрате содержание металлов распределено равномерно, то есть достоверность определения металлов получается выше, чем в руде. Почему-то мы считаем, что с него уже на этой стадии налог пытаются с него брать. А государство здесь может как выиграть, так и проиграть, так как при переработке количество металла может быть больше или меньше, чем в руде. Мы часто задавались этим вопросом, так и не поняли, для чего этот принцип был принят госорганами.
Поясню, я, например, 1000 тонн руды добыл, вы переработчик, я вам 1000 тонн руды отдал. Вы переработали, я говорю, в этой руде, которую я опробовал в разных местах, 100 тонн меди или цинка, неважно. Вы у себя на обогатительной фабрике переработали, получили 90 тонн меди. Эта погрешность всегда будет, невозможно идеально, чтобы сходились данные по руде и концентрату, не бывает в природе. Допустимая погрешность есть. Понятно, что надо у себя подкорректировать, значит, то, что я добыл, со своего баланса я снимаю не 100 тонн, которые я отдал, а 90 тонн, потому что это показала фабрика – погрешность есть. Действующий закон говорит, что количество металлов в руде нельзя менять по данным обогатительной фабрики, дескать, это приведет к снижению металлов в руде и, соответственно, налогов. А что, если по данным фабрики металла окажется больше, чем в руде? В этом случае, получается, я обкрадываю государство? Кого мы обманываем?
Отрадно, что запутанность ситуации поняли в профильном министерстве и в Кодексе РК о недрах и недропользовании исключили подобные нормы, надеюсь, и Министерство финансов тоже поймет.
– Понятно. Вы сейчас в корпорации переходите на CRIRSCO?
– Естественно, мы будем вынуждены перейти. Но у нас, скорее всего, те месторождения, которые уже отрабатываются, не будут переходить, смысла нет. Но это опять же на рассмотрение компании. Новые какие-то участки будут, скорее всего, уже по CRIRSCO или JORC, который входит в семейство CRIRSCO, можем и по JORC посчитать. Это зависит от того, если компания хочет привлечь деньги с биржи, то там ГКЗ никто не примет, поэтому мы будем вынуждены это делать, как потребует ситуация. Если какое-то месторождение отрабатываем, и нет необходимости привлечь на него инвестиции, просто отчитываться перед государством, то какой смысл переходить, правильно? Если ситуация вынуждает – будем переходить.
– После вступления кодекса в силу вы начнете активную разведку?
– Мы и сейчас ведем.
– Вы, наверное, вокруг ваших старых месторождений ведете разведку?
– Нет, необязательно.
– Или вы участвовали в аукционах, которые до этого проводились?
– Мы участвовали. Но мы же понимаем, что это как кота в мешке, мы рискуем живыми деньгами компании, у нее задача не перепродать, поэтому мы относимся к ситуации реально. Да, мы участвовали в аукционах, кто-то там задирал цену, и мы проигрывали, ничего в этом такого нет. Мы проиграли, потому что мы реально оценили эту ситуацию, свои риски. Почему вкладывать деньги, допустим, 100 миллионов тенге сразу же вбухивать, не зная, за что, и непонятно зачем. Хотя тот, кто выиграл, понятное дело, ориентировался на перепродажу. Иногда до смешного доходит: компания, которая выиграла аукцион, предлагает купить объект другой компании, которая отказалась от него в ходе торгов.
Крупные компании спекулировать на этом именно рынке, на разведке не будут. Они только заточены на реальную оценку ситуации. Поэтому Кодекс о недрах в части разведки написан не для крупных компаний, а именно для оживления рынка юниоров и там немного дать заработать юниорским компаниям. А "Казахмыс" как вел разведку, так и будет ее продолжать вести, тут в политике ничего не изменилось.
Данияр Сериков
