Какие брендовые имена сохранились в России, убьет ли Интернет традиционные СМИ, стала ли российская журналистика менее острой и почему социальные сети – вещь провокативная? Своим мнением по этим вопросам Михаил Гусман, спикер XVI Евразийского медиафорума, поделился в эксклюзивном интервью телеканалу Atameken Business.
– Михаил Соломонович, вы руководите одним из крупнейших агентств мира. До 2014 года оно называлось ИТАР-ТАСС. Почему произошел ребрендинг?
– Я был одним из идеологов возвращения к старому названию – ТАСС, это известная аббревиатура – Телеграфное агентство Советского Союза. Советского Союза сейчас нет, но брендовое имя «ТАСС» настолько широко известно в мире, имело и имеет в мире большой авторитет, поэтому вот эти четыре буквы, уже без расшифровки, мне кажется, грех было бы потерять именно как брендовое имя.
Надо сказать, что когда распался Советский Союз и образовалась Российская Федерация, Виталий Никитич Игнатенко, до недавнего времени генеральный директор ТАСС (в 1991-2012 годах. – Ред.), тогда поспособствовал тому, чтобы в названии «Информационное телеграфное агентство России «ИТАР» сохранилась вторая часть – «ТАСС». Конечно, это было немножко по-русски. Полное название звучало так: «Информационное телеграфное агентство России «ИТАР-ТАСС». Масло масляное. Сейчас – «Информационное телеграфное агентство России «ТАСС». Где ТАСС – брендовое имя.
Вообще сохранение брендовых названий для страны важно: чем их больше, тем страна более значимая. В Российской Федерации, к сожалению, таких брендовых имен осталось немного: Большой театр, разве что, может быть, автомат Калашникова. Любой таксист в Колумбии или официант в Малайзии, не говоря уже о политическом истеблишменте, знает, что такое ТАСС.
– В России ощущается тоска по Советскому Союзу?
– Тоска по прошлому всегда существует. Ей подвержены, как правило, люди старшего поколения, которому всегда кажется, что в его молодые годы солнце светило ярче, птицы пели громче, девушки были красивее, напитки – вкуснее. Это свойство поколенческое – вспоминать о былых годах.
Ничего плохого нет в Советском Союзе, хотя это достаточно ранжированное, с одной идеологией государство, но все было неоднозначно. Было много и полезных вещей, которые людям нравились, в том числе в искусстве, культуре. Кто вспоминает добрым словом, я думаю, делает правильно.
– Сейчас у агентства ТАСС среди корпоративных подписчиков значатся свыше тысячи СМИ. Мы знаем, с какими трудностями после 2014 года столкнулся телеканал RT в США. Не возникали ли у вас…
– Нет, категорически нет. Понимаете, мы классическое информагентство, для нас очень важно, чтобы информация была точной, достоверной и безупречной. К нам не было претензий с точки зрения того, что мы даем ложную информацию, недостоверную… Russia Today – это телевизионный канал, который (будучи именно телеканалом. – Ред.) живет по своим законам и правилам информационной работы. И здесь не надо стесняться пропагандистской работы. Я не вижу ничего плохого в том, что у государства есть структуры, которые занимаются пропагандистской работой. Государство нуждается в этом, в идеологической защите. Ничего крамольного я в этом не вижу. Другое дело, что классическое информационное агентство, как ТАСС, не должно заниматься пропагандой, оно должно заниматься чисто новостями. Что мы и делаем.
– Интернет убивает традиционные СМИ – так принято сейчас говорить. Информагентства сумели подстроиться под новую реальность?
– Информация будет нужна всегда, вопрос – через какие носители? Ну, были голуби, потом азбукой Морзе стучали новости на ленте. Ну, хорошо, Интернет, а до этого была спутниковая связь. Меняются носители. Но в основе все равно корреспондент, новость и ее передача. Потому современные СМИ для нас подспорье техническое, но они не определяют контент.
– Как вы думаете, может ли этот канал получения информации – информационное агентство – переродиться во что-то другое?
– Информагентства, на мой взгляд, будут существовать всегда. Другое дело, корреспондент сегодня вооружен разного рода техническими приспособлениями – телефоном, гаджетами. Это как разница между солдатом Первой мировой войны, который с берданкой шел на войну, и современным воином, у которого и очки ночного видения, и оружие скорострельное. Разница в этом. Но воин остается воином. Инфомационщик остается информационщиком.
– В Казахстане транслируется много российских каналов. Сейчас можно услышать мнение о том, что лет 10-15 назад российская журналистика была гораздо острее и свободнее. Согласны?
– Как вам сказать? Каждое время отражается в журналистике как в зеркале. Конечно, 1990-е годы в силу многих известных причин, кстати, в Казахстане тоже так было, достаточно назвать лихими. Ну, не знаю, лихие они были или нет. Но они были асистемные, достаточно плохо переваливающиеся через барьер. Время сейчас другое, более строгое. Россия находится в более сложной внешнеполитической ситуации. Соответственно, институты внутри государства, та же журналистика, должны соответствовать этому времени. И тоже понятно – почему.
– То есть именно «должны»?
– На мой взгляд, да. Потому что у нас, поверьте мне, достаточно средств массовой информации, где можно высказать практически любое мнение: и радио, и газета, и журнал, и телеканал. Могу их назвать, но это будет рекламой. И там, кстати, есть место для самовыражения журналистов. Но при этом время (сейчас. – Ред.) более жесткое. Потому что Россия находится в очень непростой внешнеполитической и геополитической ситуации. Поэтому есть так, как оно есть.
– Есть такое мнение: в стране, которая участвует в военных конфликтах, не может быть журналистики, есть только пропаганда. Вы согласны?
– И да, и нет. Возьмем самый тяжелый период в отечественной истории – Великую Отечественную войну. Наши выдающиеся журналисты были на войне, но они писали материалы, которые были вершиной журналистики. И в то же время имели пропагандистскую основу в том плане, что были нацелены против фашизма, они должны были поддерживать боевой дух наших солдат, обличали зверства фашистов. Но по качеству… возьмите статьи Ильи Эренбурга – великого писателя и великого журналиста, каждую его статью на фронте ждали как дополнительное вооружение. Но при этом она несла свой пропагандистский эффект.
– Можно ли назвать его статьи объективными?
– Что такое «объективный»? Кто определяет критерии объективности?
– Читатель, зритель, аудитория.
– Ну, если читатели – солдаты и они нуждались в этих статьях, значит, они были им нужны. И я считаю, что вопрос объективности – это вопрос прежде всего к самому журналисту, к его честности, ответственности, профессионализму.
Слова «объективный» и «необъективный» довольно условные. Конечно, не надо врать. Журналист должен быть честным и перед собой, и перед читателем, причем прежде всего перед читателем.
Но в то же время есть разные жанры журналистики. Например, фельетон. Можно ли там допустить перехлест, смещение акцентов? Можно, потому что это фельетон. А вот информационщик не имеет права прибавить ни слова, ни буквы.
– Вы активно пользуетесь гаджетами. У вас есть аккаунты в социальных сетях?
– Вообще не присутствую в социальных сетях.
– Почему?
– Если скажу, что мне это неинтересно... Понимаете, соцсеть очень провокативна. Вообще ко всему, чем занимаюсь по работе и вне работы, я подхожу ответственно, стараюсь делать хорошо. Мне не кажется интересным присутствовать, условно, в Facebook или Twitter. Меня это не привлекает. Мне говорят: как так, ты современный человек, тем более работаешь в ТАСС. У меня еще и нет на это времени. А вообще это отдельная тема, ну никак мне это неинтересно. Не могу себя заставить сидеть и писать: «Я сегодня что-то поел или кого-то повидал…»
– А как читатель?
– Я социальные сети отслеживаю, потому что мне это нужно профессионально, особенно общественно-политическую тематику. Я незримо присутствую в социальных сетях, потому что я информационщик. Представьте: лента ТАСС – это тысяча сообщений в день, умножьте на 10 строчек, получается 10 тыс. строчек в день. Это только ТАСС. Я читаю основные российские газеты и сайты, украинские сайты, сайты американских газет, некоторые американские сайты, британские газеты, армянские, азербайджанские. Это гигантский объем, который мне приходится каждодневно перерабатывать, но я это делаю от души.
– Казахстанские СМИ вы не перечислили. Читаете?
– Да. Мне коллеги делают информационную сбойку, дайджест. В советское время я работал в комсомоле, занимался тем, что готовил документы, писал речи, доклады, так вот я на профессиональной основе тогда выписывал казахстанскую молодежную газету.
– В целом, как вы думаете, социальные сети помогают журналистике или мешают ей развиваться?
– Трудно сказать. Это реальность. Я хочу, чтобы вы правильно поняли мою позицию. Социальные сети – это не журналистика. Это отдельное, очень уважаемое, очень достойное явление современной жизни. Журналистика и соцсети – два разных явления, их не надо смешивать. Журналист может быть в социальных сетях, но не каждый блогер может быть журналистом. Журналист – это профессия, на мой взгляд, весьма уважаемая, требующая определенной подготовки, определенных знаний, определенного опыта, определенной квалификации. А блогером может быть любой. Блогеры только фиксируют события, а журналист его описывает и анализирует. И в этом принципиальная разница. Не только зафиксировать, сфотографировать – «НЛО прилетело», а еще и описать, и там его имя (будет указано как имя автора. – Ред.). Блогеры на 90% анонимны. Журналисты всегда ставят свою подпись.
– А как же те случаи, когда бывшие журналисты, заканчивая взаимодействовать с тем или иным изданием или телеканалом, выходят в YouTube. Мы знаем пример Леонида Парфенова, Алексея Пивоварова. Это новый уровень развития блогосферы.
– Леонид Парфенов – талантливейший человек. Я имею честь быть лично с ним знакомым. Но, согласитесь, его телевизионный продукт был интереснее и привлекательнее, чем то, что у него получается в YouTube.
– Мне кажется, это субъективно.
– Да, это мое личное мнение. Объясню: эта штука, она такая предательская. Телевидение требует большей подготовки, собранности, внутренней дисциплины, целая команда работает. YouTube – это все очень просто: взял сам себе поставил камеру, настроил и снимаешь. В голове зажимы отпускаются, и нет внутренней собранности и ответственности. Мне так кажется. Мне кажется, что работа на телевидении более ответственная.
– Как долго, по вашему мнению, телевидение будет актуальным каналом получения информации для людей? Как долго люди будут узнавать новости из «ящика»?
– Еще долго, долго и долго. Приведу маленький пример. События на Украине 2014 года. Уже все есть: ютубы, инстаграмы, твиттеры, фейсбуки. А 85% информации по всем вопросам люди получали из телевизора, а не из какого-то другого источника.
Тимур Ермашев, Елена Тумашова
