Четыре года в Казахстане действовал запрет на экспорт лома металлов. По данным экспертов отрасли, это привело к снижению сбора и переработки лома внутри страны. С 1 января 2018 года запрет снят. О том, как это отразилось на данном рынке, Atameken Вusiness рассказал председатель ассоциации "Республиканский союз промышленников вторичной металлургии" Владимир Дворецкий.
– Владимир Яковлевич, прошел год со снятия запрета на экспорт лома металлов, что изменилось с тех пор?
– Выстроена система, но, к сожалению, она не работает. Потому что основные элементы в виде закона есть, а подзаконных актов, которые должны привести ее в движение, нет. Напомним, в налоговое законодательство внесены поправки. Раньше у сборщика должны были удержать 10% от дохода при приеме лома, то есть, если он сдал металлолом на 100 тысяч тенге, ему на руки выдавали только 90 тысяч. Но по факту люди несли лом не в специализированные точки, а в нелегальные, чтобы обойти данную норму закона. Теперь другая система – приемщик лома должен заплатить 3% от дохода за сборщика. Эти средства будут распределены на следующие виды налогов: пенсионные отчисления, медицинское страхование и подоходный налог. То есть, если человек сдал лом на 100 тысяч тенге, он получает на руки чистыми 100 тысяч тенге и компания по приему лома должна уплатить за него налоги в размере 3%, то есть три тысячи тенге пойдут в ЕНПФ, ОСМС и ИПН. В налоговом законодательстве прописана ставка в три процента, но подзаконными актами надо разделить – куда какую сумму вносить. В Казахстане есть порядка 150 специализированных предприятий по приему лома, которые соответствуют всем квалификационным требованиям и согласны легально работать с отчислением всех платежей. Таким образом, получается не просто мотивация, а легализация самозанятых и пунктов приема лома. В месяц сборщики лома получают не более 100 тысяч тенге, и данный налог 3% для них совершенно справедлив, он переносит нагрузку с них на пункты приема лома, которым, в свою очередь, он вполне по силам.
– В чем интерес для предприятий платить из своего кармана 3% за сборщиков металла?
– В первую очередь, это экономический интерес. Например, самозанятые собрали три миллиона тонн лома, одна тонна стоит 50 тысяч тенге. Получается, в целом предприятия заплатили самозанятым 150 миллиардов тенге, превратили лом в товарный, то есть разрезали, спрессовали, погрузили в вагоны и перепродали по 100 тысяч тенге за тонну, в итоге получили 300 миллиардов тенге. Заводы, которые получили лом за 300 миллиардов тенге, переработали его в готовую продукцию – трубы, арматуру, которую, в свою очередь, продали за 900 миллиардов тенге. Теперь посмотрим, а сколько налогов составляют 3% от 150 миллиардов. Получается 4,5 миллиарда тенге. Из-за запрета на экспорт и 10% налогов экономика Казахстана ежегодно теряла десятки, сотни миллиардов тенге. Поэтому было предложено ввести эти 3%. Это небольшая, но, в то же время справедливая плата, учитывающая затраты самозанятых. В результате этого не будет нелегального оттока лома. Если сейчас заводы перерабатывают миллион тонн, то после реализации закона теоретически металлурги могут перерабатывать три миллиона тонн. Так как самозанятые снова придут в эту отрасль по сбору металла и будут сдавать в тех объемах, которые были до введения запрета на экспорт. Это выгода, которая совмещена с системой управления, которая приведет к полной прозрачности.
– Сколько за 2018 год было сдано лома внутри страны, какая часть была экспортирована? Удалось ли приблизиться к показателям до введения запрета?
– До запрета 2014 года ситуация была примерно такой. В течение десяти лет собирали 3-3,5 миллиона тонн в год, и в зависимости от спроса регулировалось, сколько пойдет на экспорт и внутренний рынок. Например, в 2011 году зафиксировано самое большое внутреннее потребление – 1,7 миллиона тонн в лице основных заводов – "Миттал", KSP Steel, "Кастинг", столько же было отправлено на экспорт. Все нормально работали. Потом стали будировать тему запрета, через два года после введения запрета металлурги в два раза снизили производство, а KSP Steel – основной лоббист запрета – уменьшил производство в три раза. Если до запретов в 2011 году он переработал миллион тонн, то в 2015 году только 300 тысяч тонн. Мы это предсказывали, потому что любой запрет снижает мотивацию людей заниматься этим видом деятельности, ломосбор падает и цена на него, соответственно, растет.
В целом ломосбор упал почти в три раза, в первый год запрета, в 2014 году, было собрано, переработано, превращено в товарный лом и отгружено на заводы всего 1-1,2 миллиона тонн. Дальше за два года запрета роста, конечно, не произошло. Единственно, произошел небольшой рост за счет России, потому что на нее запрет не действует, у нас единое экономическое пространство. Но Россия не пользовалась особым спросом, туда отгружали порядка 200-300 тысяч тонн в год. Но за счет того, что некуда больше грузить, отправляли в Россию и довели объем до 800 тысяч тонн. Наконец, правительство нас услышало, и в 2018 году запрет на экспорт был снят, также был введен запрет на вывоз лома автомобильным транспортом, он признан нелегальным. Поскольку за четыре года запрета на экспорт произошло достаточно сильное падение рынка, люди ушли работать в другие отрасли, мы и не предсказывали стремительного роста. Но оказалось, что отрасль быстрее среагировала – за 2018 год отгружено 2,3 миллиона тонн. Произошло увеличение более чем на полмиллиона за один год, то есть рост составил 30%. Если сейчас принять подзаконные акты, чтобы система заработала как единое целое, то уверен, что за два-три года снова придем к 3-3,5 миллиона тонн. Если будет расти спрос, то мы можем довести эту цифру до пяти миллионов тонн, что является минимальной оценкой ломообразования в стране.
– Почему не принимают подзаконные акты?
– Это большой вопрос, на который у меня нет ответа. Я считаю, это тормозящая бюрократия, в которой неправильно расставлены приоритеты. Если я знаю, что ценность подзаконных актов настолько велика, что идет речь о легализации десятков тысяч самозанятых и уплате гораздо большего количества налогов, я все сделаю, чтобы они были приняты. Возможно, у Министерства индустрии и инфраструктурного развития действительно нет компетенций принимать решения по виду деятельности, который связан с ломом. Но, если у МИИР нет компетенций, у других госорганов их нет тем более, потому что индустрия к ним не относится. Тогда получается, что данный вид деятельности совсем не регулируется государством? Независимо от ответа необходимо быстро решить этот вопрос, и поэтому я обратился к депутатам сената с просьбой вникнуть и сделать запрос на имя премьер-министра. Такой запрос был сделан, соответственно, пошли указания, в том числе в Министерство труда. Когда вопрос будет решен в Минтруда, ЕНПФ, остаются только квалификационные требования, правила отчетности и комиссии при акиматах, которые очистят рынок от "пустышек". Потому что за это время, по уведомительной процедуре, их развелось порядка двух тысяч.
– Сколько в денежном выражении составляет приток в экономику от продажи лома?
– За 2018 год отгружено 2,3 миллиона тонн, из которых 1,5 миллиона тонн – на внутреннем рынке, на экспорт – порядка 800 тысяч тонн. Экспортные потоки будут увеличиваться медленнее, чем внутренние, и страны СНГ, потому что легче договориться с Россией, чем выходить на Иран, Украину, Турцию. Да, они будут развиваться медленнее, но их вклад будет большим. Например, Турция готова закупать один миллион тонн, но выстроить отношения не простое дело, на рынок влияет волатильность цен, контракты, правила оплаты. Первая реакция произошла быстрее на раскрученных рынках, прежде всего внутри, во-вторых, с ближайшими соседями. Это показало, что запрет нельзя вводить, это не рыночная мера, она только тормозит и ничего не улучшает. На Узбекистан отгружено 255 тысяч тонн, не только в виде лома, но и слябов. В Казахстане работает, по сути, узбекский завод, который собирает здесь лом, переплавляет в слябы и потом отправляет на трубный завод в Узбекистан. В эту страну произошел заметный рост экспорта, но потенциал выше в два раза. В среднем, если считать по 100 тысяч тенге за тонну, 2,3 миллиона тонн, то получается 230 миллиардов тенге, там сидит не только цена лома, но и транспортные расходы – перевозка по железной дороге, пошлина. 230 миллиардов – это цена, которая говорит о потенциале. Если переработать в конечную продукцию – сталь, то эта сумма почти утроится, до 700 миллиардов тенге. Серьезные деньги.
– Почему заводы выступали за запрет экспорта?
– Они не могут конкурировать на миллионе тонн переработки лома, 300 тысяч – это их потолок, это понятно по факту. Переплавить они могут миллион. Лом внутри страны всегда дешевле экспортных цен. Однако простейшая логистика: более быстрый оборот денег, единое налоговое законодательство делают реализацию лома на внутреннем рынке более выгодной. "Миттал", KSP Steel, "Кастинг" придумали дефицит лома, чтобы ввести запрет. Они предполагали, что если закроют границу, то лом станет в два-три раза дешевле, для чего и лоббировали запрет в надежде, что упадет цена, чтобы оправдать свои проблемы. Когда им говорят, почему вы то, это не сделали, они отвечают: потому что лома нет. А где лом? Вот, весь вывезли. Это уровень домохозяек, дилетантский разговор, к сожалению, на который власть иногда реагирует.
– Сколько в настоящее время человек занято в отрасли? Вернулись ли люди?
– По нашим оценкам, лом на 80% несут физлица. Чтобы собрать такую гору лома – три миллиона тонн, надо 100 тысяч человек. Есть несколько способов это доказать. Провести аналогию с Россией. У них официально зарегистрировано миллион ломосдатчиков, если брать наши экономики в соотношении 1:8, 1:10, то у нас получается минимум 100 тысяч человек. В ряде регионов велся частичный учет, поэтому в этой цифре 100 тысяч человек я уверен. Наша схема приведет к тому, что мы их легализуем. Конечно, это произойдет не одномоментно. Требуется от полугода до года для привыкания к системе, думаю за год мы выйдем на серьезные показатели, но надо иметь в виду, что этот год надо считать с момента принятия всех подзаконных актов. Необходимо понимать, что лом самоуничтожается, он ржавеет, теряя потребительские свойства со скоростью 10% в год. Поэтому, даже если бы лом не был товаром, а обычными отходами, его нужно было бы утилизировать, и государство тратило бы на это деньги, в нем много вредных веществ, которые, попадая со сточными водами в грунтовые воды, нарушают экологию и наносят вред здоровью. Поэтому государству надо подать сигнал: собирайте как можно больше, продавайте куда угодно.
– Сколько было уплачено налогов в прошлом году?
– Если условно посчитать, что из 2,3 миллиона тонн 2 миллиона тонн принесено физлицами и умножить на среднюю цену закупа 50 тысяч тенге, то получится 100 миллиардов тенге, 3% от этой суммы равно трем миллиардам тенге – столько должно быть уплачено при закупе лома у населения. Сколько реально уплачено – сказать невозможно, потому что инструментов, подзаконных актов нет. Поэтому мы должны понимать, какие у нас есть количественные критерии, с помощью которых возможно оценить рост целой отрасли. Есть данные, что раньше собирали 30 миллионов тенге налогов с лома металлов. Это смешная цифра по сравнению с теми налогами, которые будут платиться, если принять подзаконные акты и система с 3% заработает.
– Есть ли данные, какая часть рынка находится в тени?
– Практически весь рынок находится в тени, потому что физические лица, которые приносят лом, до изменения в Налоговом кодексе эти 10% у них не забирали, они не соглашались и выстраивали схемы, которые делали его теневым. Многие этим занимались, иначе никто бы не принес лом. Если я принес лом, то хочу получить за него всю сумму. Я думаю, ситуация будет лучше, но мы не можем мониторить, потому что нет отчетности. По моему мнению, на сегодняшний день с учетом двух тысяч "пустышек" теневая составляющая занимает не менее 60 процентов.
– Как решить проблему с люками, чтобы их не принимали в пунктах сбора металла?
– Отрасль производит три миллиона тонн товарного лома, и если посчитать, сколько весят все люки в Казахстане, не наберется 10 тысяч тонн. Это ничтожная доля. Поэтому никакое серьезное предприятие никогда в жизни никакие люки не примет, этим занимаются только нелегалы, которые их потом переплавляют. Когда рынок легализуется, эти 150 пунктов сбора никогда не примут люки: если они зарабатывает миллионы, и им предлагают купить за незначительную сумму и это незаконно, неужели они пойдут на это? Эта проблема существует, потому что очень большая теневая составляющая. Нелегальные приемные пункты – это тысячи людей, которые не понимают, что этого делать нельзя. Это усиливает социальное раздражение. Когда люди узнают, что воровство люков приводит к трагической гибели, общество возмущается, они говорят: а где власть, почему люки воруют? Поэтому государству необходимо принять скорее подзаконные акты, чтобы легальный рынок заработал в полную силу и стал приносить прибыль экономике Казахстана.
Майра Медеубаева
