Есть известная шутка о том, что Александр Сергеевич Пушкин был первым рэпером в России: потомок африканцев, умел фристайлить и баттлиться, погиб в перестрелке.
Шутки шутками, а в самом деле читать пушкинские ямбы как рэп мало кому удавалось, хотя многим приходило в голову. Но московский режиссер Юрий Квятковский в новой постановке "Евгения Онегина" в ГАРД имени Горького именно это и сделал. Более того, он интегрировал в ткань великого романа и клубную музыку, и гаджеты, и видеоблогинг, и прочие приметы современности.
Юрий Квятковский – преподаватель школы-студии МХАТ в Мастерской Дмитрия Брусникина, один из основателей независимой творческой группы Le Cirque de Sharles La Tannes. Его называют одним из героев нового театра в России, идеологом иммерсивного театра – такого, в котором зритель глубоко погружается в действие и становится его участником. Нашумевшие работы Квятковского: спектакль-бродилка "Норманск" по повести Стругацких "Гадкие лебеди", спектакль-аукцион "мыДым" по произведениям поэтов-обэриутов, поставленный в антикварном магазине.
Кроме того, Юрий Квятковский давно работает с хип-хоп культурой и считает, что "театр и хип-хоп женятся прекрасно". Он поставил две "хип-хоперы": "Копы в огне", а также "Орфей и Эвридика". Причем Орфея сыграл знаменитый рэпер Noize MC.
"Очевидно, что рэп заменил поэзию – даже в нашей стране. Люди, которые ищут поэзию, будь то интеллигенция или студенчество, находят ее в хип-хопе. Там герои, там поэты. Современный поэт, если он рожден поэтом, ищет инструментарий, который соответствует действительности. И часто он идет в музыкальную культуру, в хип-хоп культуру. Рэп – это настоящая поэзия. Там есть десятки людей с очень достойными текстами. Я думаю, что и Пушкин, живи он в наше время, тоже был бы в этой культуре. А как иначе? Ну, выпустил бы он том стихов – триста человек его купили, тысячи людей посмотрели бы его в Youtube. А хип-хоп – это миллионы просмотров, это та площадка, где поэты себя могут проявить", – заметил режиссер "Евгения Онегина".
Проект в Астане состоялся благодаря связям с Союзом театральных деятелей Российской Федерации. "Евгения Онегина" для постановки режиссер выбрал сам.
"Театр предложил мне подумать про классику. Но, поскольку у меня сейчас такой период, когда я много работаю в основном с современными поэтическими текстами, мне не хотелось прерываться. Следующий мой спектакль тоже будет со стихотворным текстом – "Горе от ума" Грибоедова, но его переписывают мои постоянные соавторы Андрей Родионов и Екатерина Троепольская", – рассказал Юрий Квятковский.
В новой постановке "Евгения Онегина" текст оригинальный, пушкинский, но обходятся с ним смело. В частности, первая глава романа – до отъезда героя в деревню – зачитывается как рэп, речитативом под бит. Пережить эти минуты непросто, хотя бы потому, что в быстром темпе текст звучит отчаянной скороговоркой. А в это время на сцене Евгения Онегина бреют и причесывают в модном салоне красоты или барбер-шопе, а текст от автора говорит некий самоуверенный видеоблогер, который ведет трансляцию из высшего света при помощи смартфона и селфи-палки…
Все это поначалу пугает: а вдруг спектакль окажется еще одной "старой сказкой на новый лад", каких много, и больше ничего не произойдет? К счастью, это не так. Напротив, режиссер признается, что осовременить роман для него не было принципиально важным.
"Это та среда, в которой развивается сюжет. В принципе, среда может быть любой. Но я стараюсь "не женить" текст, написанный в XIX веке, с эстетикой XIX века. Это была бы картинка, открытка. Искры бы не было. Мы ведь не документальную историю делаем. А когда ты попадаешь текстом, написанным в одну эпоху, в эстетику другой эпохи, тогда возникает эффект, необходимый для театрального высказывания. Все же для меня было очевидно, что Пушкина надо перенести в наши дни. Этот роман называют "энциклопедией русской жизни". А о чем я буду рассказывать, если не будет точек соприкосновения с действительностью? Мы предприняли попытку создать свою энциклопедию жизни, может быть, не такую великую, как у Пушкина, а маленькую, небольшую. И это уже идет в большой степени от ребят, они рассказывают том, что их окружает", – объяснил режиссер.
Так или иначе, вскоре весь этот антураж как бы осыпается, размывается, привязка ко времени делается чрезвычайно условной, и вот уже роман парит в вечности, как ни в чем не бывало. Это объясняется отчасти свойствами самого романа, отчасти тем, что все создатели спектакля питают к "Евгению Онегину" безусловную любовь. А если обращаются с романом по-свойски, то потому, что он встроен в их генетический код и принадлежит им – то есть, всем нам.
Спектакль изобретательно сделан, и у него обаятельная студийная атмосфера. Как рассказывают актеры, репетиции начались с нескольких дней актерских тренингов, на которых им пришлось освоить немало такого, чего они никогда не делали раньше. Как говорит сам режиссер: "в этом спектакле многое родилось на репетициях". Но и в "готовом" спектакле сохраняется это настроение опыта, упражнения, игры: "А теперь давайте попробуем вот так". Многое решается через пластику, танец, пантомиму. Достаточно посмотреть, как герои скачут на воображаемых лошадях или играют воображаемым шариком в настольный теннис, одновременно разговаривая о любви.
Режиссер сделал героев "Евгения Онегина" представителями современной российской золотой молодежи – не вдаваясь в вопрос, откуда она взялась и чем отличается от аристократии первой половины XIX века. А поскольку теннис – одно из любимых занятий аристократии, то значительную часть времени на сцене господствует теннисный стиль: пластиковая зеленая травка, светлые костюмы. Оказывается, шарики для пинг-понга на многое годятся: можно сделать из них страшные глаза для нечисти во "Сне Татьяны", можно задавать шариком ритм светской беседе, а можно и убить человека.
Художники-постановщики Екатерина Злая и Денис Сазонов создали для спектакля подвижные, легко трансформирующиеся декорации. На этом строится ряд визуальных метафор, то забавных, то драматичных. Например, когда Татьяна влюбляется в Онегина, с ее дома, буквально под гром и молнии, срывает крышу. А после гибели Ленского этот деревенский дом мгновенно разбирают на части, и остается только продуваемый ветрами остов.
У постановки богатая музыкальная партитура: от Чайковского и русских "подблюдных" песен до "АукцЫона" и Скриптонита – и это тоже помогает воспринимать историю "вне времени". На всю катушку используется оперный тенор артиста Александра Лукашевича: он время от времени является в образе этакого шансонье, распевающего арии из оперы "Евгений Онегин".
Актеры не прикреплены к ролям раз и навсегда: наоборот, у каждого целый пучок персонажей. Иногда роль начинает один актер, а подхватывает другой. Так происходит даже с главными действующими лицами. На сцене действуют одновременно два Евгения Онегина, вернее, Евгений (Денис Юкало) и Онегин (Максим Ященко). И две Татьяны Лариных: то есть Татьяна (Ульяна Штильман) и Ларина (Екатерина Максим). Образ автора тоже раздваивается: на упомянутого блогера (Сергей Маштаков) и карнавального Пушкина с огромными бакенбардами (Санжар Рахимов), с удовольствием принимающего участие в клубной жизни столицы.
Как объясняет режиссер, это одна из тех идей, которые родились на репетициях:
"Помимо идей, связанных непосредственно с романом, есть же еще идеи, которые возникают при общении с труппой. Ты приезжаешь в новый коллектив и видишь какую-то данность, которую тебе хочется обыграть. Не то чтобы здесь была важна дуальность образов. Такое раздвоение говорит о том, что героем этой истории может оказаться каждый, не обязательно конкретный человек, можно подставлять кого угодно".
Легче всего заметить некую логику в раздвоении главного героя: Евгений больше светский персонаж, а на долю Онегина выпадают самые серьезные переживания: объяснения с Татьяной, дуэль, муки совести после гибели друга. К тому же его поливают водой, а в финале ему приходится вымазать на себя тонну глины.
Возможно, поэтому, когда после премьеры мы разыскали за кулисами двух исполнителей главной роли, они представляли собой разительный контраст: Денис Юкало выглядел бодрым и сияющим, а Максим Ященко – невероятно усталым и слегка серого оттенка, то ли от усталости, то ли от глины.
"По сути, я играю молодого Онегина, еще до главных событий. Интересно, что у нас взрослого Онегина играет Максим, ему 27 лет, а я играю молодого, хотя мне 33. Мой герой более свободный, легкий, в тот период его еще что-то интересует, трогает. Я еще хоть чуть-чуть поддаюсь веселью Ленского, хотя бы улыбаюсь. А дальше все сложнее, образ глубже", – поделился Денис Юкало.
"Что для вас было самым трудным?" – спросили мы у обоих артистов.
"Все было самым трудным! В этой работе много именно физического театра. В спектакле у меня несколько тяжелых сцен, которые просто выжимают все соки", – признался Максим Ященко.
"До этого спектакля я никогда не играл в теннис, – ответил Денис Юкало. – Теперь умею! К нам приходил педагог, и мы учились играть. А шарик в теннисе решили убрать только в последний момент, перед самой премьерой, до этого играли по-настоящему. Кроме того, рэп нас всех чуть-чуть выбил. Вроде бы мы все современные люди, и все равно оказалось, что правильно читать его очень трудно".
Надо сказать, режиссер ввел в спектакль еще одного персонажа, которого у Пушкина не было: это Зритель (Ярослав Цыганков) – маленький мальчик в строгом костюмчике, напоминающем школьную форму. Большую часть времени на сцене его не видно: Зритель смотрит спектакль и пытается его понять, а время от времени громко спрашивает у "Гугла" значения незнакомых слов, вроде "улан" или "занемог".
На вопрос, предвидит ли режиссер, что на его спектакль поведут школьников, Юрий Квятковский ответил, что мечтает об этом.
"Моя задача – говорить с теми, кто подрастает. У меня много таких спектаклей, где содержание завернуто в некую обертку, которая позволяет "высидеть" тем людям, которые в принципе в театр не ходят и добровольно бы не пошли. Понятно, что этот спектакль непростой, потому что он длинный. Но, может быть, посмотрев его, люди захотят прийти еще".
В сентябре горьковский театр уходит в отпуск, поэтому единственная возможность в ближайшее время увидеть "Евгения Онегина" представится зрителям 26 августа.
Влада Гук
